– Готов об заклад побиться, вы были героем той войны, лейтенант? – спросил один из гвардейцев.
Можно было не сомневаться – все подчиненные Нункасла уже не раз слышали эту историю, но были не прочь послушать ее снова.
– Все мы тогда были героями. Помню, как мы потом вернулись домой. Нас тогда все называли Золотыми Парнями из Желтых Комнат, а у Констанции – той девушки, что ждала меня, глаза сияли так, словно я какой-нибудь древний рыцарь. Только я вошел в Иннмэн-Пик, она тут и кинулась ко мне на шею. Это, конечно, было не по уставу, да только тогда всех так встречали. Женщины плакали, да и мужчины некоторые тоже – ведь многие из наших полегли в боях. Но это было так славно – вернуться домой.
– Не для всех, – мрачно проговорил Макмертри.
– Вы тоже воевали? – спросил Нункасл.
– Да.
– В какой роте?
Макмертри вытянул длиннющие ноги и уставился на пламя в очаге.
– Не имеет значения. Все погибли. Один я уцелел.
– Ну… – проговорил Нункасл после недолгой паузы. – И такое бывало. Не все наши сражения были победными, многие пали в боях. Я потерял несколько близких товарищей.
– Сам я не воевал, а вот несколько моих однокашников воевали, – сказал Крейн. – И некоторые домой не вернулись. И все же мы должны радоваться тому, что другим повезло, как сержанту Нункаслу и Говарду Макмертри.
– Верно, – сказал Картер. Но он думал о Саре, о том, как вернется к ней, завершив странствие, как некогда вернулся Нункасл к своей Констанции.
Из-за необходимости продвигаться к западу незамеченным, отряд поднялся в три часа утра и шел без остановки, пока не добрался до Длинного Коридора. Быстро перебежав его, Картер и его спутники углубились в потайной ход, выводящий в страну Вествинг. Пахло морем – ведь воды Стороннего моря протекали здесь Сказочной Рекой в Залив Бегства, где располагаются самые большие судоверфи в Эвенмере. В Вествинге оказалось намного теплее, чем в Длинном Коридоре, поскольку здесь работала усовершенствованная система отопления. Однако у путников не было времени насладиться прелестями цивилизации, и вскоре они уже снова брели холодными потайными ходами. Изо рта у всех клубами вырывался пар, над головами слышался вой зимней вьюги. Картер мечтал о том, чтобы можно было уснуть, спрятавшись за высоким стулом у горящего камина, как он делал в детстве в долгие дни зимы. Воспоминания согрели его, и он хранил их на протяжении многих миль.
Все утро отряд шел по этому переходу, а переход вился и вился по дому, пересекался с другими коридорами, поднимался то выше, то ниже, приходилось то и дело то всходить по ступенькам, то спускаться, и в конце концов у всех разболелись ноги.
– Похоже на дорогу к Комнате Ужасов, – заметил Даскин.
– Точно подмечено, – отозвался Картер. – Этот переход – часть Извилин, по которым действительно можно попасть туда. Порой Извилины прерываются, но все же связывают большую часть Белого Круга. Эта их часть – одна из самых протяженных.
Он еще не успел закончить объяснение, когда вдруг почувствовал резкую головную боль. Картер невольно вскрикнул, сжал руками виски и опустился на колени. Гвардейцы тут же окружили его, взяв оружие на изготовку.
– Что с тобой? – воскликнул Даскин.
На мгновение Картер ослеп, но когда в глазах у него прояснилось, он сказал:
– Карты… изменились. Анархисты снова переустраивают Дом. Переход впереди уже не такой, каким был раньше.
Он встал. Колени у него еще дрожали, но испуг отступил – и боль вместе с ним.
– Когда меня настигла боль, я сосредоточенно думал об этой части Эвенмера. Ощущение было такое, словно мой мозг развернули на девяносто градусов. Нет-нет, теперь я в полном порядке. Но это было похоже на шок. Между тем переход впереди действительно изменился, но как именно – я пока точно не знаю.
На протяжении следующего часа пути Картера мучила мысль, от которой ему очень хотелось отмахнуться, – он мечтал о том, чтобы его подозрения не подтвердились. Но опасения оказались вполне оправданными: отряд дошел до конца коридора, и Картер не обнаружил рычага, с помощью которого можно было открыть потайную панель в стене.
– Выход исчез, – тихо проговорил Картер.
– Значит, анархисты знают о том, что мы здесь, – заключил Даскин.
– Нет. Сначала я тоже так подумал, но на самом деле произошла общая перестройка Дома сразу за этой стеной, и это сказалось на многих помещениях. Сюда мы попали по чистой случайности.
– Придется повернуть обратно? – спросил сержант Хаггард, заместитель Нункасла – веснушчатый рыжеволосый мужчина с мальчишеской улыбкой. Сейчас он, впрочем, не улыбался.
– Нет времени, – покачал головой Картер. – Джентльмены, у некоторых из вас есть с собой топорики. Нужно прорубить в этой стене дыру, сквозь которую мы смогли бы пролезть, но не больше.
Двое гвардейцев достали из мешков топорики и принялись за работу. Когда они ее закончили, оба были с головы до ног в белой пыли, а в стене зияла двухфутовая дыра. Друг за другом спутники выбрались через нее в коридор.
– Поищите доски, – попросил Картер. – Берите отовсюду, откуда только можно. Нужно заколотить эту дыру, чтобы скрыть потайной ход. Как только будет возможность, отправим сюда бригаду ремонтников.
Картер осмотрел коридор и вдруг резко сел.
– Джентльмены, если бы кто-то из вас сумел отыскать пустую комнату, нам можно было бы позавтракать.
– Что-то не так? – озабоченно спросил Даскин.
– А ты не чувствуешь? – скривился Картер. – Нет, конечно, не чувствуешь. Прости. Порой карты Эвенмера проявляют себя так ярко, и я забываю, что ощутить это способен только я. Я хотел пересечь этот коридор и открыть вход в потайной туннель в противоположной стене, но исчезла не только ведущая туда дверь – нет и самого туннеля. Мне нужно проложить новый курс. На это уйдет некоторое время.
Тут возвратился Хаггард и провел отряд в помещение, представлявшее собой маленькую церковь. Пол здесь покрывали глазурованные плитки, вдоль стен были расставлены медные паникадила, в глубине располагался красивый резной алтарь. В окнах-витражах можно было увидеть изображения двенадцати апостолов. Некоторые стражники преклонили колени и перекрестились и только потом вошли и принялись вынимать из мешков провизию. Картер прошел к алтарю, опустился на пол, закрыл глаза и сосредоточился. Перед его мысленным взором предстали подробные цветные карты Эвенмера. Он имел возможность не просто созерцать их, но как бы мысленно проходить по обозначенным на картах коридорам и комнатам.
Картер прокладывал маршрут, отыскивая потайные ходы и малолюдные части Дома. Увы, карты не могли подсказать ему, населены ли те или иные из них. Через полчаса он вздохнул, встряхнулся и обнаружил, что рядом с ним сидят Грегори, Даскин и Нункасл. Даскин ел яблоко, откусывая большущие куски.
– Вы молились? – поинтересовался Грегори.
– Нет, изучал карты.
Грегори кивнул и обвел взглядом церковь.
– Напрасная трата всяческих красот, – сказал он, кивком указав на алтарь. – Эти реликвии суеверий не продержатся до конца столетия.
– Неужели у тебя нет ни капли веры? – спросил Картер. Грегори пытливо, не моргая, смотрел на лорда Андерсона. В его серо-зеленых глазах сверкали искорки.
– В Бога? – Он небрежно махнул рукой в сторону алтаря. – Я верю в судьбу. Бог, христианство – все это ловушки для невежд.
– Енох бы с тобой определенно не согласился, – сказал Картер. – Следовательно, ты считаешь, что весь мир сошел с ума?
– Не сказал бы, – ответил Грегори. – Как это?
– На протяжении тысячелетий человек нуждался в каких-то вещах первой необходимости – в еде, крове над головой, осуществлении плотских желаний и в поиске Бога. Когда мы голодны, мы едим, когда устаем – отдыхаем. Неужели наша потребность в божественном – единственная нужда, которую невозможно удовлетворить? Если это так и если мы проносим это извечно безответное желание через всю нашу жизнь, разве тогда мы не раса безумцев? Нет, Грегори, понятие судьбы, предназначения, как бы оно грандиозно ни звучало, не в состоянии заполнить эту брешь.