«В квартире было темно.»
«Я слышал её дыхание в темноте.»
«Я нашел её в постели. Я разделся и лёг в кровать рядом с ней.»
«Когда я забрался на неё сверху, она начала кричать.»
«Я убежал.»
«Я схватил свою одежду и убежал.»
«Я оделся в лифте.»
«Полицейские пришли за мной через два часа.»
«Всё было по обоюдному согласию», - сказал Кумар, зачерпывая пенку из кофейной чашки и слизывая её с пальца. Детективы это поняли. «Она пригласила меня. Не знаю, почему она передумала. Это была старая женщина! Кто захочет насиловать старуху?»
«Вы будете удивлены», - подумал Клинг.
И задался вопросом, не поэтому ли дело было отнесено к категории «необоснованных». Ведь кто захочет изнасиловать старую женщину, верно? Женщину за пятьдесят? Легче поверить, что она пригласила таксиста наверх, а потом передумала и позвонила в полицию.
Но так ли это?
Или Кумар на самом деле пытался её изнасиловать?
Было ли это делом рук пожилой дамы, задравшей юбку для последней интрижки, или одинокого молодого человека, пробующего чужое вино, пусть и выдержанное в бочке?
Возвращалась ли Кристина Лэнгстон к своей утраченной юности и тем захватывающим дням, когда она была студенткой по обмену в Индии? Или Баламани Кумар хватался за любое доброе предложение в негостеприимной стране? Пятьдесят лет? Шестьдесят? Какая разница? Тёплая постель в холодную январскую ночь. В своей собственной квартире он спал с пятью такими же беженцами, как он сам, трое из них - на полу.
Кто бы мог подумать?
Кто может знать, приглашала ли она его в свою постель - или подвергалась там насилию?
И действительно, кого это волновало?
Леди была мертва, а молодой худощавый индиец всё ещё водил такси.
В одном они были уверены.
Здесь не было обиды.
Никакой затаённой обиды.
Не было нужды сводить старые счёты.
Баламани Кумар не был тем человеком, который вчера вечером всадил две девятимиллиметровые пули в голову Кристин Лэнгстон.
Или в чью-то ещё голову, если уж на то пошло.
Оба священника, сидевшие и пившие вино в приходе церкви Святого Игнатия, предавались воспоминаниями, после того как совершили мессу на латыни.
Отцу Джозефу было семьдесят шесть лет, и он уже вышел на пенсию. Отцу Майклу в июле исполнится семьдесят пять. Он уже сообщил своему епископу, что планирует уйти на пенсию, но теперь сомневался. Кодекс канонического права устанавливал возраст выхода на пенсию в семьдесят пять лет, но отец Майкл всё ещё чувствовал себя молодым и энергичным, всё ещё считал, что может вести за собой прихожан, совершая мессу, выслушивая исповеди, крестя, причащая, выполняя всё, что необходимо для развития Церкви.
«Как там у вас дела?» - спросил он отца Джозефа.
«Вообще-то в центре очень хорошо», - сказал другой священник.
«Чем вы занимаетесь целыми днями?»
«Ну, это не похоже на активное служение, это точно.»
«Именно это я и имел в виду», - сказал отец Майкл.
«Но это даёт возможность для созерцания и молитвы...»
«А я созерцаю и молюсь сейчас.»
«...без суровости и требований священнического сана. И мне вполне комфортно, Майкл, правда. Пенсионный план священников удовлетворяет мои основные потребности, социальное обеспечение даёт мне «Медикэр» (национальная программа медицинского страхования в США для лиц от 65 лет и старше – примечание переводчика), и дополнительный доход...»
«Я не беспокоюсь ни о чём таком.»
«Это вы переживаете из-за того, что не можете быть активным.»
«Да. Это уединение, будь оно проклято!»
«Знаете, вы всегда можете подумать о том, чтобы просто сократить свои административные обязанности. Возьмите на время должность старшего помощника...»
«Звучит восхитительно.»
«...или просто смиритесь с тем путём, который избрал для вас Господь», - сказал отец Джозеф, осенил себя крёстным знамением, допил вино и поднялся. «Майкл», - сказал он, - «мне было приятно провести с вами время, но я должен вернуться, пока они не заперли за мной двери и не вызвали полицию.»
Они пожали друг другу руки.
«Помните, мы вместе были в церкви Богоматери Грейс (титул Марии, праздник, связанный с этим титулом отмечается 7 февраля, почитается во многих странах мира, ввиду чего многие приходы, церкви и школы носят это имя – примечание переводчика)?» - спросил отец Майкл и вывел другого священника в обнесённый стеной сад. Розы были в полном цвету, а восточные лилии распространяли свой пьянящий аромат в промозглой июньской ночи. У ворот они снова пожали друг другу руки, и отец Джозеф пошёл к следующему углу, где ему предстояло сесть на автобус, чтобы вернуться в дом престарелых.