Он двинулся влево, чтобы выйти на открытое пространство между огнем и паромной переправой Бхадора ниже по течению. На дальнем берегу сияли огни деревни. Они тускло вспыхнули в уголках его разума и глаз; он двинулся вперед, сосредоточив внимание на квадратном костре на траве. Он был высотой четыре фута, сделан из тонких бревен, вырезанных квадратными и уложенных вдоль и поперек друг на друга. На нем лежали гирлянды из красных и желтых цветов.
Он стоял за деревом на внешней границе достигающего света. Он не осмелился подойти ближе, потому что никогда не встречался с Гопалом и не знал, насколько можно доверять его обману. У некоторых людей у костра в руках были мотыги или острые посохи, а у одного — ржавый фитильный замок. Группа тихо скандировала рваным, дрожащим унисоном. Священник Кахари стоял у меньшего, зажженного огня. Откуда-то забрел факир и стоял в стороне, с растрепанными волосами, в пепле, его полная нагота становилась непристойной из-за физических искажений, практикуемых его сородичами, и из-за тяжелого камня, подвешенного к нему на кожаном ремне.
Женщина сидела на земле возле своего костра среди кучи глиняных кувшинов — топленого масла, чтобы дрова яростно горели. Одинокие цветы, сброшенные с гирлянд, усеивали траву среди опавших листьев, веток, козьего помета и мусора последнего разлива реки. Она была одета в белое, а ее бледно-коричневое лицо было обращено к Уильяму. Она была молода и широко раскрыла глаза; ее губы изящно изогнулись, а на обеих щеках выделялось яркое пятно.
Он с болезненным ужасом увидел, что она порвала одежду. Часть яркости у ее ног была вызвана не цветами, а светом костра, отраженным от маленьких драгоценностей и золотых безделушек. Она сломала все свои украшения и сбросила их с себя. Она разорвала лиф от шеи до талии так, что ее молодая грудь выпирала наружу. Она сорвала волосы, и они свисали ей на плечи. Ее большие глаза напряглись, чтобы увидеть что-то внутри или над верхушками деревьев.
Уильям сжал кулаки. Этими действиями она исключила себя из общества. Для окружающих ее мужчин она была уже мертва.
Пение прекратилось. Над звоном реки голоса были ясны.
«Дитя мое, он, может быть, и не умер…» Это был священник, говоривший торжественно. Какое это имело значение сейчас? Женщина на земле могла существовать одна, но ей здесь не было места, кроме костра. Казалось, она не слышала священника, но все равно смотрела вверх. Другой пожилой, более серый мужчина сказал: «Подождите. Не грех ждать, если не знаешь».
Женщина торжествующе покачала головой. «Я знаю. Я ! Гопал мертв, Гопал, мой муж, Гопал мертв, мой Гопал!» Она снова и снова выкрикивала имя мужа.
Это было последнее, неопровержимое неповиновение. Она была мертва.
Двое мужчин подошли к тяжелым банкам. Они подняли один и начали лить. Гхи булькал и плескался на рядовых бревнах; река роптала, священник гудел молитву. Уильям обрел голос, сделав его хриплым и глубоким. Он сделал шаг вперед.
«Охе, там!»
Мужчины у костра держали кувшин между собой и оглядывались по сторонам. Банка выпала у них из рук и разбилась о бревна. Гхи выбежали им на ноги. Люди отступили назад, наклонившись вперед, но отступая назад, как будто ноги отгоняли их от страшного любопытства глаз. Их лица были нарисованными, испуганными, выжидательными. Здесь, в джунглях Индии, не было ничего невозможного.
Священник, прижавшись руками к дереву, дрожал: «Ты человек или дух? Не делай нам зла!»
«Мужик!» сказал Уильям.
Женщина у костра подняла голову. Она стонала один раз, но не могла найти в себе сил пошевелиться. Темный румянец залил ее лицо, она схватила разорванные стороны лифа и держала их вместе в агонии смущения.
Уильям от стыда скрежетал зубами. «Это действительно я. Враги замышляли заговор. Говорят, я убил торговца в Декане. Англичане преследуют меня. Я этого не делал. Доказательства есть, и я должен их получить».
Женщина у костра закрыла лицо руками, попыталась встать, застонала и упала назад. Она сказала: «Ты голоден? Болен? Пострадал? Позвольте мне пойти с вами. Мне здесь не место. Видите ли…» Она протянула ему руки, лишенные украшений, подхватила разбросанные браслеты и позволила им снова упасть. «Возьми меня с собой. Я здесь мертв. Видите ли…» Она снова разорвала лиф.
Уильям говорил хрипло; он не мог сдержать голос. «Этого не может быть. Я должен идти. Никому не говори — никому из вас! Ждите моего возвращения в наш дом и живите хорошо».
Он повернулся, нырнул в деревья и слепо убежал, подальше от криков женщины у костра. Он услышал, как она кричала, выражая свои слова. «Я не могу! Я подожду тебя здесь! Здесь, !» Звук затих, и он не услышал ничего, кроме стука ног. Он бежал по черным джунглям, глядя кошачьими глазами, ощущая редко расположенные деревья, прежде чем приблизиться к ним.