Перед соседним домом толпа давила сильнее. Внутри на подушке сидела молодая девушка. Уильям увидел, что большинство пристально смотрящих мужчин были путешественниками. Он заметил, что Хусейн внимательно их осматривает. Наконец Хусейн принял решение и сказал одному из незнакомцев: «Приветствую тебя, брат Али. Сколько стоит этот? Она должна быть хорошей».
Уильям узнал, что формой приветствия был вызов и контрассигнация Обманщиков. Али не был конкретным человеком; Обманщики использовали это имя в своих приветствиях, добавляя индуистскую или мусульманскую фразу в зависимости от религии говорящего. Он вспомнил, как впервые услышал это, и невольно сжал кулаки. Тогда он задавался вопросом, кто такой Али, но с тех пор понял, что индиец, которого так приветствовали, даже не заметит эту фразу, если только его собственное имя не Али или он не Обманщик. Большинство сект и многие районы Индии имели свою собственную традиционную форму приветствия; сикх работал в слове , мусульманин , индуист .
Мужчина, с которым разговаривал, повернулся, кивнул и сказал: «Я не знаю. Она заставляет мои чресла напрягаться. Такой молодой! Она похожа на наших южных девочек до того, как их благословят дети. Почти как мальчик».
Внимательно наблюдая, Уильям увидел, как двое путешественников по ту сторону динамика повернулись, чтобы посмотреть на Хусейна. Один из пары, невысокий мужчина лет сорока, с большими ушами летучей мыши и острым лицом, незаметно подошел ближе. Через минуту Уильям услышал знакомые низкие тона. «Приветствую, брат Али». Затем обычным голосом: «Она слишком дорога для таких, как мы, брат. Две рупии».
Хусейн рассмеялся. «Тогда мне придется подождать и обуздать свой аппетит. Так говорит маулви: «Что получает блудница, то теряет раб Аллаха.» Возможно, на севере есть такие же лизоблюдные девчонки».
Говоря это, он отвернулся и пошел по улице, Уильям был рядом с ним.
Все разговаривали, не громко и не взволнованно, а издавали непрерывный грохот человеческих голосов. Огни светили повсюду, выстроенные рядами вдоль балконов на вторых этажах, сгруппированные на подоконниках и выступающих перемычках дверных проемов, рядами у фасадов магазинов и домов. Небрежно оглядываясь через плечо. Вильгельм видел озеро и плавающие на нем эскадрильи огней, но не мог видеть людей, которые были братьями Али. На боковой улочке огни очерчивали черный ткацкий станок замка местного раджи, поскольку теперь они находились на территории принца.
Он медленно шел с Хусейном, и они разговаривали так, как разговаривали все вокруг. В этом вонючем и шумном месте он потерял последние следы его самосознания в его роли. Когда он говорил, нужные слова легко попадали ему в рот, и когда он шел, его руки, ноги и плечи двигались так, как и положено ткачу Гопалу.
Высокий голос позади него сказал: «Где в этом городе есть хорошее место, где можно поесть? Мы голодны».
Уильям повернул голову. Говорящим был один из пары из магазина блудницы — маленький с ушами летучей мыши. Другой был темнее и выше.
«Ты еще не ел?» сказал он.
Хусейн вмешался: «Кажется, на этой улице есть мусульманская закусочная, но я уже давно здесь не был, и все изменилось».
«Да, тем более жаль, — сказал Бэт Эрс. «Ну, я индуист, и я вижу, что твой друг тоже «—он дернул головой в сторону Уильяма», но я не думаю, что ты будешь об этом беспокоиться, не так ли? Мы этого не сделаем. Это то место, которое вы имеете в виду?»
Он повел его, как будто знал это, по темному переулку, через полуоткрытую дверь, в грязную комнату. Все четверо присели на корточки на полу в дальнем углу. Пришел хозяин закусочной и бросил перед ними рис, чечевицу и холодный картофель карри, смешанные на медных тарелках. В комнате было темно, и несколько других людей ели, не разговаривая.
Когда они закончили, Бэт-Ирс откинулся на ветчину и ковырял зубы. Его темные, жвачные глаза осматривали их с головы до ног. Наконец он сказал: «Меня зовут Пироо. Это Ясин Хан». Его высокий товарищ улыбался; он обладал светлым, священническим спокойствием и всегда двигался медленно. Пиру из ушей летучей мыши продолжил без акцента, «Как вас зовут? Почему ты не на вечеринке?»
Если бы он был в ярде отсюда, Уильям поклялся бы, что этот человек не разговаривал, а просто ковырялся в зубах.