Презентация началась хаотично, церемонно, с уникального для Индии сочетания помпезности и убожества. Джордж Энджелсмит порылся в глубине кобур седла и вытащил белый свиток, перевязанный красной лентой и плотно запечатанный алым сургучем. Он сломал печати, с размахом развернул пергамент и закашлялся, чтобы прочистить горло. Жители деревни молчали. Чандра Сен спешился и теперь стоял один и достойно, немного наклонившись, у стены своего двора.
Джордж звучным голосом произнес: «По этим подаркам узнай всех людей…»
В хвосте толпы оркестр заиграл скорбную мелодию. Они не могли видеть, что происходит на фронте. Мужчины побежали обратно, крича и жестикулируя им, чтобы они замолчали. Джордж сердито покраснел. Мэри хихикнула, а Уильям нахмурился. Шум стих невольными рывками.
Джордж снова начал читать, его подавленный сварливый нрав придавал банальным фразам силу и значимость. «Знайте всех людей по этим подаркам… Его Превосходительство Уильям Питт Амхерст, граф Амхерст, генерал-губернатор Индии… Г-н Бенджамин Уилсон, агент генерал-губернатора… неспокойное состояние в то время территорий, уступленных достопочтенной Ост-Индской компании раджой Нагпура… Кришна Чандра Сен… неизменное влияние на добро, неослабевающие усилия по улучшению жизни своих арендаторов… растущие доходы… нет человека, более способного владеть мечом правосудия, посохом дисциплины… Чандра Сен… запишите нашу высокую и непреходящую признательность… Чандра Сен… Чандра Сен…»
На протяжении всего чтения ребенок прерывисто кричал, испугавшись огромных лошадей и людей с обесцвеченными лицами.
Когда Джордж закончил, деревенский клерк вышел вперед, получил свиток и начал читать его снова, переводя по ходу дела на высеченный вручную хинди.
Наконец этому пришел конец. Клерк вернул свиток Джорджу. Джордж отдал его Чандре Сену. Чандра Сен поклонился. Английская группа спешилась с лошадей, жители деревни отступили в свои дома. По улице скрипели воловьи повозки Уильяма. Дворецкий Шер Дил, пыльный и уставший, спешился со своего осла и подошел, чтобы спросить о жилье, отведенном на ночь.
Чандра Сен пересек двор рядом с Уильямом, извиняясь за бедность его дома и его непригодность для приема европейских дам и господ. Уильям рассеянно отмахнулся от протестов; он уже останавливался здесь раньше и знал, что слова пателя были вопросом формы. Его разум искал источник своего нынешнего отвлечения. Что-то его расстроило так, что он не мог заботиться ни о пателе, ни о Джордже, ни даже о Мэри. Дело было не в неразберихе, возникшей после окончания церемонии. Это было ничто; в своем собственном суде ему приходилось рассматривать дела и выносить решения, несмотря на аналогичные потрясения. Возможно, дело в присутствии Джорджа Энджелсмита во время его медового месяца и в ощутимом напряжении, которое это вызвало у Мэри. Он нахмурился и пнул камешек. Камешек покатился в сторону одной из собак. Они все еще рычали. Он заметил плоское, бесстрастное лицо человека, который их держал, коренастого человека, Бхиму, деревенского сторожа; сильного, молчаливого человека.
Черный гнев убегал в глубинах его сознания, но он увидел его и уловил. Это было завуалированное оскорбление Джорджа в адрес реки, в адрес толпы, ожидавшей его выше по течению. Чандра Сен об этом не упоминал; следовательно, это не было его, Уильяма, делом — по словам Джорджа. Джордж может попасть в ад.
Он сказал, прерывая легкие извинения Чандры Сена: «Патель-джи, что делала эта толпа вверх по течению от парома, на этом берегу?»
Патель остановился одной рукой на перилах ступенек, ведущих к его дому. Он медленно повернулся лицом к Уильяму. Его длинное лицо было сдержанным и грустным. Он сделал паузу на целую минуту. Джордж подошел, остановился и поднял брови. Уильям почувствовал, как рука Мэри остановилась на его руке.
Чандра Сен сказал: «Я собирался поговорить об этом, когда мы были одни». Говоря это, он взглянул на Джорджа и снова отвернулся, и в его глазах отразился мир печали и отвращения. Сердце Уильяма согрелось к нему, потому что он чувствовал родство между этим человеком и им самим; потому что отвращение в больших глазах было к умному, сообразительному, блестящему Джорджу Энджелсмиту; потому что горе было к нему, что он поднял эту тему, ее предзнаменование все еще безымянное, но принимающее дурную форму, в то время, когда Джордж услышал, что нужно вернуться с рассказом мистеру Уилсону.