Хусейн знал. Что это значило? Почему он об этом не упомянул? Он яростно взглянул под брови на бегущего человека, и Хусейн холодно посмотрел на него. Чандра Сен мог узнать, куда делся Уильям Сэвидж, коллекционер Мадхьи. Возможно, он все это время знал. Хусейн мог бы ему рассказать. Хусейн, возможно, спланировал все это вместе с ним. Почему?
Уильям крутил поводья в пальцах. Несколько дней назад Смерть была человеком со своим лицом, встреченным в тени конюшни. Он убил эту Смерть, но Смерть все равно была повсюду. Возможно, Смерть уже добралась до банды позади и была мужчиной, эмиссаром Чандры Сена, искренне разговаривавшим с Пиру. Он искоса посмотрел на Джемадара, и ладони его рук покалывали. Его волдыри зажили и больше не болели.
Они достигли вершины уступа, и Джемадар резко сказал с волнением в голосе: «Стой! Заезжайте сюда. Что это?»
Уильям повернул коня с середины дороги и взглянул вниз, следуя направлению поднятой вверх руки Джемадара. Перед ними раскинулась холмистая равнина, не широкая, но плодородная, покрытая темно-зелеными джунглями и светло-зеленой травой. Над центром висела дымка пыли. Глядя под руку, Уильяму показалось, что он увидел в пыли брызги красного цвета.
Он сказал: «Женщины — отвозят скот домой».
«Ты ослеп, Гопал? И с каких это пор женщины Банделькханда приносят скот с полей в десять часов утра? Это красные мундиры, сипаи «—он пристально посмотрел вниз—« их женщины. Идем тем же путем, что и мы. Интересно…» Он неторопливо сидел в седле и размышлял, словно человек, который обсуждает с самим собой какой-нибудь удобный вопрос, например, остановиться ли сейчас или позже, чтобы выпить утреннюю трубку.
Слева и далеко на равнине одинокий осел издал мучительный рев. Джемадар напрягся и стал ждать, повернув голову вправо. Слабо слышен был рев, отражающийся икающим эхом от склона обрыва. Джемадар поднял глаза и сжал его руки. «О Кали, величайшая Кали, мы слышим и повинуемся. Я почти начал . Глупость, глупость! Вера — это все».
Он вернулся к ним с авторитетом генерала в лице и голосе. «Как вы думаете, сколько их?»
Уильям колебался. Без стекла он мог видеть только пыль и размытость маленьких красных точек и пятен нейтрального цвета. Хусейн ответил сразу, догнав вопрос, чтобы Джемадар не успел заметить задержку ответа Вильгельма. «Я вижу восемь сипаев. Вероятно, впереди еще один или два разведчика. Пять женщин, четверо или пятеро маленьких детей. Я не вижу, несет ли одна из женщин ребенка или сверток».
«Я так и делаю. Хусейн, давай, догони их. Просите их защиты. Если знаки меняют направление, вывешивайте их, двигайтесь быстрее— знать. Гопал, выйди на восток, на четыре мили. Вдоль хребтов проложена тропа. Наши похоронщики проезжают мимо него вместе с медведем, устраивая представления в деревнях. Приведите их на эту дорогу у брода под Падампуром — это на два дня вперед— рано утром. Лягте поближе. Это будет бхил, так что приготовьте могилу. Я сейчас вернусь. Я должен предупредить партию на другом фланге. Давайте посмотрим, их восемь с той стороны, и— о, у нас их будет достаточно для работы. Все ясно? Кали с нами! Помните, брод под Падампуром, и мы придем около полудня».
Он дернул поводьями, помахал рукой и поскакал обратно по дороге, ехав по травянистой обочине, где его лошадь не поднимала пыли, пролетая под ветвями.
Уильям сидел неподвижно, его лошадь опустила голову в тени. Хусейн резко сказал: «Я знал о Чандре Сене. И он знает обо мне. Он один из немногих мужчин в этой части Индии, кто это делает. Вот почему мне пришлось выбраться из твоей тюрьмы. Он получил известие, что меня забрали в тот день, ясно. Разве вы не выяснили, что он покинул свою деревню тем же вечером?»
«Но почему ты мне не сказал?»
«Поверили бы вы мне, прежде чем убийство группы тхакура заставило вас увидеть, насколько велики Обманщики? До того, как вы поймали Чандру Сена? Даже тогда вы этого не осознавали! Я же говорил, что мне нужно медленно приподнять занавеску, иначе ты ослепнешь. К тому же, было бесполезно просто знать о Чандре Сене. Пришлось бы получить доказательства. Не волнуйтесь. Он не знает, куда я пошла и что ты со мной».