Лаура умолкла в ожидании ответа. Дебра сидела свернувшись в комочек и пригнув голову. Лаура знала, что она не спит: ее тело было слишком напряжено. Лауре хотелось верить, что Дебра слушает ее.
— Я могу измениться, Дебра, — продолжила она тихим и мягким голосом, — если ты объяснишь, что мешает тебе. Я никогда не понимала, почему тебе не нравится то, что я работаю. Я всегда считала, что ты жалуешься, потому что все дети жалуются. Но если ты хочешь, я теперь буду проводить дома больше времени. Мы с тобой сможем быть вместе. Если я буду чем-то занята, а ты захочешь поговорить со мной, я буду прерывать свое дело и слушать тебя. И сейчас я готова выслушать тебя. Я ничем не занята. Я никуда не собираюсь.
— А к нему? — приглушенным голосом спросила Дебра.
— И к нему. Ты моя дочь. В данный момент ты самый близкий, самый родной для меня человек. Если захочешь, я буду сидеть здесь с тобой всю ночь. Скажи мне, что тревожит тебя, Деб. Давай поговорим.
Дебра молчала. Прошла минута, потом еще одна, и еще. Лаура гладила ее длинные темные волосы легко и медленно, без слов говоря ей о том, что она готова ее слушать бесконечно. И это соответствовало действительности. Похитив ее на выходные, Кристиан нарушил ритм жизни, которую Лаура вела столь долго. Ей не надо было готовить, мчаться из одного места в другое, совершая по пути тысячи дел, в которых всегда испытывает необходимость деятельный человек. Кристиан замедлил ритм ее жизни. Он указал ей на радость спокойствия. И она вспомнила эту радость, знакомую ей по тому времени, когда дети были маленькими, — когда она читала им книжки, или, обняв, беседовала с ними, или качала на коленях, или пела колыбельные. Со временем все это было утеряно не столько со Скоттом, сколько с Деброй, и Лауре не хватало этого.
— Ты можешь рассказать мне все, — продолжая легко и медленно гладить Дебру по голове, промолвила Лаура. — Я не стану осуждать тебя. Я не встану и не уйду. Сейчас я здесь с тобой. Ты можешь рассказать мне все.
Но Дебра продолжала молчать. А когда она подняла плечи и еще больше сжалась, Лаура ощутила такую беспомощность, как никогда. И когда раздались первые едва уловимые всхлипывания, они донеслись до нее словно издалека. Встав на колени рядом с Деброй, она обняла ее и прижала к себе. Она не встретила никакого сопротивления ни в этот момент, ни позднее, когда начала покачивать, пока та плакала, как когда-то давным-давно.
— Что случилось, малыш? — прошептала Лаура. — Скажи мне.
— Это ужасно, — всхлипнула Дебра.
— Ничего не может быть ужаснее, чем то, что творится сейчас.
— Может. Я сделала ужасную глупость.
— Мы все иногда совершаем глупости.
— Но это был такой идиотизм! Мне это отвратительно и больно, но все уже сделано, и ничего не воротишь назад.
Страшные мысли заметались в голове Лауры, но она продолжала покачивать дочь, гладя ее сначала по руке, потом по плечу, а затем она прижалась щекой к виску Дебры и зашептала:
— Все будет хорошо. Все будет хорошо.
— Но я чувствую себя так отвратительно! — прошептала Дебра между всхлипываниями.
— Тебе станет лучше, — еще крепче прижала ее Лаура. — Дай только время, и все исправится. Ужас не может продолжаться долго.
— Я никогда уже не стану такой, как была.
— Ты станешь еще лучше. Старше и мудрее. Что бы ни случилось, малыш, мы справимся с этим. — И когда Дебра скорее застонала, чем вздохнула, Лаура подумала, не испытывает ли дочь еще и физическую боль. — Чем я могу помочь тебе, Деб? Я ощущаю себя такой беспомощной.
— Ты ничего не можешь сделать. Никто не может.
— Расскажи мне. Расскажи мне все.
В течение нескольких минут она слышала лишь тихие рыдания.
— Ты возненавидишь меня, — приглушенным голосом произнесла наконец Дебра. — Ты так разочаруешься во мне.
— Что бы ни произошло, я все равно буду тебя любить. Слабости надо принимать вместе с достоинствами. И надо уметь прощать ошибки.
— Ты перестала любить папу, когда он сделал то, что он сделал.
Лaypa перестала покачивать Дебру.
— То, что я испытывала к нему, совершенно не похоже на то, что я испытываю к тебе.
— Ты не любила его?
— Мне казалось, что любила.
Теперь Дебра начала покачиваться.