Фриц обвёл взглядом разгорячённые общим криком и общей ненавистью к давно покойным мертвецам лица «братьев».
— А нынешние… и яблока не вырежут толком. И вот такие люди запрещают нам ковырять в носу?
Глава 539
Старая шутка, услышанная как-то от «Зверя Лютого» за тысячи миль отсюда, добавила уверенности. Фриц почесал, где чешется, раздавил пойманную блоху, и шумно выбил нос.
— Брат наш, — начал Великий Магистр вытирая слёзы. Чувство единения, душевного слияния только что охватившее присутствующих, произвело неизгладимое впечатление на пожилого Магистра, заставило прослезится — Хирам, как вы знаете, не умер, но ушёл к Востоку Вечному.
— Чего? — удивился про себя Фриц, — Так его ещё и не убили?! Так об чём тогда весь этот сыр-бор? «Нет тела — нет дела». Факеншит! Почему я раньше об этом не думал?
— Ибо Великий Мастер, — продолжал, старчески шмыгая носом, Магистр, — пытался идти чистыми путями мистического созерцания. Он думал, что посвященный и его спутники, могут выйти на площадь и завоевать внешний мир. Но он не учел, что в мирских делах царь Соломон гораздо мудрее. Он любил жизнь для жизни, он мечтал о земном рае. Увы, это невозможно. Мы должны любить жизнь для смерти, ценить свой храм недостроенным, видеть блаженство в небытии и смиренном возрождении — в виде зерна, ростка и растения, которое расцветает, чтобы погибнуть.
— А вот фиг тебе! — совсем уже собрался сказать Фриц. Но вспомнил где находится и учтиво поклонился.
Магистр собрался с силами и тяжело поднялся с кресла. Высокая прямая фигура старого каменщика выросла меж двух светочей, стоявших за спинками кресел магистров, отбросила длинную чёрную тень на Фрица. Больные ноги делали тяжкие, медленные шаги, твёрдая рука согнулась в треугольник, — и вдруг, не в порядке обычая, без команды, только из почтения, сорок человек, стоящие вдоль длинных боковых занавесей, разом, в глубоком молчании, тем же жестом вздымают правые руки.
Позже, когда я читал это описание ритуала, присланное Фрицем, меня порадовало «в глубоком молчании». Хоть «хайль» не кричали.
От заката к Востоку шествует вольный каменщик ровным и упрямым шагом, опираясь на стучащую о плиты трость. Под его подошвами чередуются белые и чёрные квадраты, — как ночь сменяется днём, как зло побеждается благом в вечной борьбе Ормузда с Ариманом. С трудом, но и с неколебимым упорством, он одолевает ступени, семь ступеней символической лестницы, начертанной на полу зала, снисходя от non plus ultra della sapienza (крайняя степень мудрости), от очищающего душу познания законов, руководящих движением небесных светил, к Фрицу, к простому подмастерью. Пристален взгляд, которым он окидывает братьев, скользит по равнодушным, выискивает верных и стойких служителей и мастеров царственного искусства.
— Тебя долго не было, брат Фридрих. Не утратил ли ты чистоты помыслов, света в разуме, посвященности в сердце? Стремишься ли ты к знаниям, идёшь ли ты по пути добра? Верен ли клятве братства? Расскажи нам — где ты был?
— Я был на востоке. На том самом Великом Востоке, куда удалился великий мастер Хирам после нападения на него изменников. Удалился и пророс. Мастер Хирам был зерном. Из которого выросло растение, которое расцвело. Ибо государь, которому я служил последние годы, обладает великими знаниями. Он приблизил вечные звёзды к моим глазам, он научил меня строить не дома, но — города. Велики и удивительны его познания. Я же смог зачерпнуть лишь малую частицу той мудрости.
Лицо Великого Магистра напряглось. По рядам присутствующих прокатился ропот.
Бывало так, что братья исчезали на годы, иные путешествовали далеко, бывали и на Востоке, в Византии или в Святой Земле. Но никто из живущих не осмеливался утверждать, что видел сокрытое убежище мастера Хирама, ту страну обетованную, где «чудесный червь шамир слизывает со строевых глыб всякую неровность».