— Чертополохом, Фриц. Это твой стиль. Чего ты хочешь? Посвящения?
— Ага. В высший градус. Ещё — доступ ко всем архивам братства. Тебя — Великим Магистром. Ещё гарантирую всем… м-м-м… нуждающимся — убежище. И — поток заказов.
— Ух ты! И откуда такие возможности?
— Руди, твоя недоверчивость меня оскорбляет! Я — главный советник по строительству всей Саксонии. Ты меня понимаешь?
— Однако… Это меняет дело… И зачем тебе было это представление? Кстати, как ты это сделал?
— Сие — тайна великая еси. «Сокровенное знание». Не приставай. Старика я заберу с собой — тут у меня нет инструментов. Ты — остаёшься на хозяйстве. Поработаем, брат масон?
Они обменялись рукопожатиями и вернулись в зал.
Великого Магистра служители, подняв как бревно на плечи, отнесли в его покои. Где помыли, переодели и, на другой день, погрузили в барку, на которой Фридрих Кельнерман отправился в свой новый саксонский дом. Снять камень с ног старца удалось, но пережитое потрясение привело к тому, что ноги его отказали уже сами по себе. Впрочем, в выделенных ему комнатах он получал пристойный уход, слуги, временами, выносили его на солнышко. А мальчишки-писари старательно записывали бесконечные воспоминания о долгой и многотрудной жизни Великого Магистра.
Следствие одного из таких рассказов проявилось однажды в архиепископском дворце в Бремене в виде пропылённого монаха на взмыленном осле.
— Ваше Преосвященство, Ваше Преподобное Превосходительство! Всё пропало! Всех поймали!
Из рассказа монаха стало известно, что доверенный слуга герцога Саксонского Генриха Льва, давно уже работавший на епископа, был схвачен во время подслушивания в тайном ходе возле герцогской спальни. Никто, кроме этого слуги, не знал о ходе. Однако его поймали, допросили, используя какие-то невиданные пытки, привезённые с Востока. И, переходя от одного члена агентурной сети к другому, выявили и уничтожили почти всех осведомителей Бремена.
Бременско-Гамбургская епархия в эту эпоху является самым мощным центром миссионерства в северном и восточном направлении. Первый епископ Риги был, например, племянником очередного епископа Бременского.
Обидевшийся на успех службы безопасности высокородного соседа, епископ вовсе не оставил, но наоборот — усилил свои козни. И был, вскоре, обнаружен в своей спальне зарезанным своей любовницей. Которая свершив сиё злодеяние, тут же заколола сама себя. Что однозначно подтверждал кинжал, воткнутый в её сердце и удерживаемый её, уже хладной, рукой.
Зрелище двух обнажённых окровавленных тел произвело столь сильное впечатление на приближенных иерарха, что попытки старого служки указать на отсутствие пыли на одной из деревянных резных стеновых панелей, были проигнорированы. Бедняга вскоре куда-то исчез. А Фриц, разглядывая план очередного замка, доставленный ему из архивов «вольных каменщиков», бормотал себе под нос:
— Эту хрень строила та же команда, что и в Бремене. Так где же здесь потайной ход? Должен быть прямо в спальню…
Старый Великий Магистр оказался живуч. Не скоро в том подземелье в Кельне прозвучали слова ритуала:
— Замкнут герметический круг, исчерпаны силы вольного каменщика. Уходящего мастера сменяет новый, работа не должна прекращаться! Идя путями посвященных братьев, к познанию вечных законов Природы — да не уклонится новый мастер на ложные окольные пути увлечения профанного мира! Не для того пронесен через века свет масонского посвящения! Не для того великий учитель Хирам пал от руки невежд и предателей, не выдав им священного Слова!
Тогда же услышали древние подземелья и другую фразу, обращённую к бывшему подмастерью Фридриху Кельнерману:
— Душевнейше поздравляю вас с новым важным и почетным званием мастера. Мастера-распрядителя высшего градуса.
Германия кипела, дети, рождённые от немногих выживших, вернувшихся из Второго Крестового похода, выросли. Эти юноши наполняли собой города, замки и дороги страны. Они хотели славы и чести, золота и серебра, женщин и коней, земель и замков, жить, а не прозябать. И ради этого были готовы перерезать глотки своим соседям. Поток конфликтов, внутренних и внешних, нарастал. Трудно было найти князя или барона, который бы не посматривал на владения соседа с вожделением. А поверх булькающего варева Империи, разрастался главный конфликт этих столетий — конфликт между римским папой и германским императором.