Пока уговаривала, якобы влюблённого, парня, чтобы ушёл и не провожал меня сегодня, заметила, как Алина, которая играет служанку, насмешливо улыбается. Противненькая такая улыбочка, и я не могу понять её подоплёку. Она тоже сообразила, что Павел только играет роль влюблённого, и сейчас скалит зубы, потешаясь надо мной? Стало вдвойне противно.
Наконец, обиженный прилипала Таманский ушёл, после того, как я не выдержала и ляпнула в сердцах:
- Да иди ты уже, Господи ты Боже мой! Надоел!
Алину режиссёр оставил поработать над их с Фёдоровым эротичным танго. Готовясь к своему выходу, она вихляющей походочкой шла мимо меня на сцену и, между прочим, бросила через плечо:
- Что, показательный игнор Фёдорова закончился? Сработало!
- В смысле? – не поняла я.
- С виду, сущее дитятко, невинное и неразумное… Надо же! Оказывается, ты - ещё та интриганка! Как умело всю неделю изображала абсолютное безразличие!
- Алина, ты о чём?
Но ехидна продолжала свой монолог, будто не слышала моих вопросов:
- Ой, не надо! Видела, что он теперь уже не смотрит на тебя, как на пустое место, и не бегает, как от чумы. Начал даже разговаривать. Только, неужели ты думаешь, что своими хитростями многого добьёшься?
И эта стерва упорхнула на сцену, оставляя за собой как последнее слово, так и меня, словно, птичкой обгаженной: мелочь, но неприятно.
Впрочем, долго зацикливаться на этом неприятном и непонятном разговоре у меня времени не было. Ровно неделю тому назад, в это же время, я спускалась в подвал, в мастерскую реквизитора.
Сегодня я поспешила повторить этот путь. Старое зеркало стояло на том же месте. Мутное отражение показало девушку со скрученным рулончиком бумаги в руке – это я прихватила ноты и слова из сцены соблазнения главного героя служанкой. Того самого номера с эротичным танго, которое сейчас Алина репетирует с Марком.
Стою. Смотрю. Ничего не происходит. Внезапно обжигает опасение: неужели, я здесь навсегда?
От, разрастающегося в душе, беспокойства, что так и есть, ноги ослабли, и я села прямо на пол. Голова расстроенно поникла.
Богатый красивый папочка, которого, кстати, я почти не вижу – это, конечно, хорошо… Но… как там мой родной папа? Он иногда суровый и не особо ласковый, но я знаю, что он любит меня и старается всем обеспечить. Например, каждый год я бываю летом на море. Если недостаточно денег, то сам папа не едет отдыхать, а нас с мамой отправляет. Было такое, что, когда болела, за нужным лекарством в ночную аптеку в центр города отец пешком бегал. Такси слишком дорого, он опасался, что на лекарства денег, что у нас были, не хватит. А мама? Как там моя мама?
Я соскучилась… Хочу в свою комнату, пусть и без реки-бассейна! Хочу в свою узкую кровать! Домоооой хочу! – я собралась реветь, и в расстройстве, легонько стукнула ладонью по стеклу.
Оно тут же пошло рябью…
Ещё через мгновение почувствовала прикосновение чужой ладони к своей. Тонкие горячие пальцы сжались, неожиданно сильно, образуя замок с моими ледяными. Зеркальное полотно всё сильнее волновалось, покрываясь мелкой рябью. От сцепленных рук, как от камня, брошенного в стоячую воду озера, начали кругами расходиться мелкие волны. Вдруг, меня за ту руку, которая была в замке, с силой дёрнули вперёд, поэтому получилось, что я боком влетела в зеркало, замечая, что одновременно со мною, но в другую сторону, проникает девушка с каркающим криком «следующая пятница!».
Падая, больно ударилась локтем и бедром, проехала телом по пыльному полу и осталась немного полежать, приходя в себя.
Пол холодный и твёрдый, поэтому довольно быстро оклемалась и села. Первым делом, конечно, взглянула на зеркало. Моё обычное отражение выглядело растерянным, с того бока, на который упала, одна гулька рассыпалась.
В отличие от Карины, любительницы этой причёски, у меня эти её две гульки, похожие на толстые рожки молодой козы, плохо держались. Если бы не необходимость быть на неё похожей, я бы никогда так волосы не скручивала. Сейчас, вообще, распустила бы их, как я обычно хожу, но расчёски нет. Поэтому, я нашла, запутавшуюся в непослушных прядях, шпильку и, уже привычно, навела симметрию на голове, свернув новую вторую гульку.
Осмотрела ссадину на локте: кожа стёсана, но кровь не течёт. Уже хорошо. Подобрала, выпавшие при падении, листочки с нотами. Осторожно поднялась на ноги, отряхнула от пыли, насколько смогла, своё розовое платье. Проверила, не порвала ли его? К счастью, нет. Платьице, кстати, очень красивое и стильное. В таком и на выпускной не стыдно будет пойти.
Прихрамывая от лёгкой боли в ушибленном бедре неторопливо пошла наверх. Чувствовала себя, словно пришибленная пустым мешком из-за угла.