Блин, вот бы сейчас фотик. Это ж какой шикарный компромат пропадает!
В обеденном кресле развалился красный жеребец, головой и одной из передних ног распростёршись на столе. Повсюду вокруг него были раскрытые книги: справочники, учебники, руководства, кажись, даже что-то по истории — и все они так или иначе касались проектирования и обслуживания дирижаблей. Раскатистый храп нарушил тишину, и на скатерти образовалась лужица слюны.
Замерев на мгновение, чтобы запечатлеть эту картину в памяти, ты прокрался к кофеварке, покорно дожидавшейся начала наиважнейшего из твоих утренних ритуалов.
Вскоре звук питаемого магией устройства пробудил спящего жеребца. Тот всхрапнул и устало расщеперил веки. Проморгавшись и прозевавшись, он обернулся к источнику звука и увидел тебя, стоявшего неподалёку и пялившегося в окно на раскинувшиеся в отдалении сады фермы.
— ...Который час? — протянул он.
Последний натужный вздох кофеварки поведал о том, что с работой своей она управилась. Ты налил две чашки кофе, а затем сел за стол и протянул одну из них измученному поню.
— Без понятия. И сдаётся мне, что лучше и не знать, а то только хуже станет.
Такой ответ заставил его улыбнуться, за улыбкой последовал кивок согласия. Без лишних слов вы принялись поглощать свои первые, но далеко не последние — куда ж деваться — за это утро, порции кофе.
В тишине минули следующие несколько минут. Ты встал, чтобы плеснуть себе ещё, и кинул на Мака вопросительный взгляд. Вместо ответа тот придвинул кружку к тебе копытом, ты взял её и, сходив за добавкой, вернулся за стол. Пока ты дул на всё ещё обжигающе-горячий напиток, чтобы хоть немного его остудить, взгляд твой снова обратился к окну и тем неясным очертаниям горизонта, что удавалось разглядеть вопреки пытавшемуся затмить их мерцающему свету светлячковой лампы.
В полнейшей тишине ты пытался уцепиться то за одну мысль, то за другую, и внезапно осознал, как тебе нравятся эти безмолвные утренние посиделки с Маком. Не впервый раз уже ты заставал его в предрассветных сумерках зарывшимся — буквально — носом в книги. И ещё ни разу вы с ним при этом словом не перекинулись, сверх необходимого. Это было то самое приятное молчание, каким могут наслаждаться только парни — безмолвная связь родственных душ, когда ничто не сказано, но всё понято.
Если прикинуть, с тех пор как тебя сюда каким-то неведомым образом занесло, твоя жизнь была наполнена беспрестанной трескотнёй взбудораженных кобылок и жеребят, а также постоянными выходками некоторых отдельно взятых принцесс. Ты толком-то и не сумел завести друзей мужского полу, за исключением, и то с натяжкой, Пира — чрезмерно усердного пегаса-стража, — и похоже, стал скучать, пусть и подсознательно, по этой стороне своей прежней жизни. Да и Мак, вечно занятый то делами на ферме, то заботой о двух не по годам развитых сестрёнках, не походил на чувака, у которого куча близких друзей. Хоть вы с ним никогда об этом не говорили, ты всё же знал, что и ему эти посиделки нравятся не меньше твоего. Да и потом, после всего, через что вы прошли вместе, как можно было не считать его своим другом? Как минимум соратником. Или как здесь это зовётся?
Ай, да ладно. Потом как-нибудь этим вопросом заморочишься. Ты уже мог разглядеть, как разгорается полоска света, мог почувствовать как что-то в ней настойчиво требует твоего внимания. Ты встал из-за стола и зевнул напоследок, вновь нарушив тишину.
— Отправляетесь пожелать доброго утра, капитан?
Ты усмехнулся, снимая пальто с вешалки у входа.
— Я больше не капитан, главный инженер. Я теперь халявщик, на чужой доброте приживала.
Мак, вздохнув, принялся отмечать закладками страницы разложенных на столе книг.
— А я не инженер. Я просто фермер, как и всю жизнь до этого… — Он опустил взгляд и стал аккуратно укладывать книги в седельные сумки, стоявшие подле стола, а затем снова поднял взгляд на тебя. И даже впотьмах ты смог разглядеть, как светятся решимостью его изумрудные глаза. — Но я, Анон, намерен это изменить. А ты как?
Ты шагнул к двери, натягивая поплотнее тёплую зимнюю шапку, застёгивая пальто.
— А я думаю, поживём — увидим. Но после всего, что случилось, притворяться, что есть для меня что-то невозможное, ну… бред же, да?
— Агась, — улыбнулся жеребец.
Он закинул набитые книгами седельные сумки на спину и осторожно зашагал вверх по скрипучей лестнице; ты же тем временем вышел за порог, навстречу ещё одному морозному зимнему утру.
~~~~~~~~~
Ты шёл через восточные сады, под ногами поскрипывал снег. Небо посветлело уже настолько, что можно было различить на его фоне голые кроны деревьев. Они были повсюду, куда ни глянь; их многочисленные ветви, как растопыренные пальцы, тянулись к небу, будто хотели наковырять из него звёзд. Что ж, цель достойная похвалы, но ты был уверен, что одна из аликорниц явно будет возражать, причём возражать она будет до неприличия громко!