— Март, я просто обязана найти хоть что-нибудь! Мистер Хиггинс снабдил меня действительно ценным рекомендательным письмом к издателю «Рекорда», но вот уже прошло две недели, а он все молчит…
— Не расстраивайся, все образуется. И сгони с лица это кислое выражение, ради Бога. Роль Виолетты совершенно не для тебя, помни об этом. А пока изволь показывать платьица, которые будет носить Беверли Силлз. Давай, девочка, иди работай.
Платье, которое Ева надела, было, в сущности, роскошным костюмом. На одну только юбку пошло с десяток ярдов материала, зато лиф прилегал плотно, оставляя открытыми руки и шею целиком. Ева вышла под веселые звуки вальса из «Травиаты» и сразу же увидела Марка.
Высокий, с серебристой сединой в волосах, он смотрел на мир пронзительными голубыми глазами, выделявшимися на загорелом лице с резкими, но привлекательными чертами. Костюм Марка по цвету гармонировал с его седой шевелюрой. Как только Ева встретилась с ним глазами, она сразу поняла, что он за ней наблюдает. До самого последнего момента Ева не знала, что за обедом их посадили вместе по его инициативе. По этой же причине все пять манекенщиц, участвовавшие в показе, были приглашены на обед. И еще Ева не знала, что Марк Блейр всегда добивался того, чего хотел. Он захотел Еву, а она даже не представляла себе, кто такой Марк Блейр и чего добивается. В курс дела ее ввела Марти, когда Ева, одурманенная шампанским, вплыла поздно вечером в свою квартиру.
— Милое дитя, твое будущее обеспечено. Подумать только — Марк Блейр! Ты, может быть, и не знаешь, но этот загадочный джентльмен владеет здесь всем! Ну, ты ощущаешь себя Золушкой? — Марти сама была полупьяной, но искренне радовалась за Еву, которая, похоже, еще не осознала своей удачи.
Ева думала, что слово «удача» мало подходит к Марку. Просто до него ей не приходилось встречать мужчину, столь совершенного во всех отношениях. Ее куда больше привлекали человеческие достоинства Марка, чем ореол власти, присущий ему, казалось, от рождения. Он никогда не отдалялся от нее и был не только нежным и терпеливым любовником, но и блестящим собеседником.
До самого последнего момента Ева также и не представляла, как много он для нее сделал. Он все взял в свои руки. Она получила работу корреспондента в «Рекорде» — так называлась одна из газет, составлявших собственность Марка. Она закончила колледж. Марк настоял на том, чтобы она перешла на работу в местное отделение национального телевидения. Казалось, что сам того не подозревая, он готовил ее к тому, что последовало за всем этим — собственной смерти. После двух лет жизни с Марком остались лишь одни воспоминания. Воспоминания об удивительных маленьких «каникулах», которые они время от времени проводили вместе в самых чудесных уголках земного шара, о знаниях, которые не получишь ни в каком колледже. Еще осталось несколько дорогостоящих туалетов и два-три ювелирных украшения им под стать. Все то, что составляло самого Марка Блейра, было подвергнуто кремации ярким летним утром. Ева не пошла на похороны, на которых присутствовали его великовозрастные дети. Его жена, прикованная к постели и умиравшая от некоей загадочной болезни последние десять лет, тоже отсутствовала. Марк умер от сердечного приступа, играя в теннис.
Итак, с тех пор прошло два года. Ева не плакала по Марку со дня его смерти, но сейчас слезы обильно струились из ее глаз…
О ком она плакала? О Марке ли, подарившем ей любовь и чувство безопасности, уверенности в этом мире, или же о Дэвиде, теперь для нее потерянном? А может быть, это были слезы жалости к себе, такой молодой, красивой, и яркой, и имевшей все, что только можно пожелать, а в сущности же — ничего?
Глава 3
— Питер, зайчик, я уже все перепробовала — йогу, поток сознания, проработку прошлых ошибок по твоей системе — и не в состоянии изгнать его.
«Почему, интересно, — подумала в этот момент Ева, — я всегда стараюсь говорить как Питер, когда он рядом?»
Сейчас Ева была само ожидание. Вот сию минуту Питер щелкнет пальцами, разбудит ее, выведет из гипнотического состояния и окажется, что разрыв с Дэвидом всего лишь ночной кошмар, страшный сон под утро.
С Питером они встретились в субботу вечером за столиком одного из тех странных ресторанчиков, которые так любил Питер и где, по мнению Евы, было гнусно все, кроме пищи.
Питер театрально вздохнул и осуждающе покачал головой в ответ на ее слова, но Ева почувствовала, как под столом его рука коснулась ее колена, потом поползла вверх и легла на бедро. Питер любил такие прикосновения, особенно в публичных местах, и она почти всегда это позволяла, потому что и сама испытывала от этого странное возбуждение.
— Я уже говорил, дражайшая моя Ева, что деньги с тебя я беру только за сеанс психоанализа, но трахаюсь я бесплатно, так что сегодня ты вольна выбирать.
— Хватит с меня твоих советов, Питер. Погоди, скоро я сама начну требовать от тебя гонорары. Почему бы нам не превратить историю моего любовного бреда во что-нибудь сногсшибательное? Я, например, могу произносить голоском пай-девочки самые мерзкие непристойности, какие только знаю, а ты запишешь все это на свой крохотный магнитофонах — получится настоящая «бомба», уверяю тебя.
Питер перегнулся через столик, делая вид, что старается заглянуть ей в глаза, а сам в это время кончиками пальцев начал сильно и нежно массировать верхнюю часть ее бедер, стараясь размягчить ее скованную, напряженную плоть. Его настойчивость была вознаграждена, и Ева, легонько вздохнув, расслабила тело.