Вжатый глубоко в кресло для ускорения, Мотела Колхаммер наблюдал за результатами атаки посредством комбинации оптических датчиков и тактических графических изображений. Ясно различимые оболочки света окутывали планету, точно облака плазмы, охлажденной и распространяющейся. Неизбежно, это должна была быть нижняя орбита, где размещалось самое большое число экипажей, станций и оборудования СО. Когда снаряды пробились сквозь защиту, взрывные волны образовали мантию яркого света, которая отрезала всю планету от внешнего наблюдения. В прорехи мантии были видны потрясающе привлекательные для глаз пиротехнические бури, разрушающие почву. Жесткое излучение прорывалось сквозь верхние слои атмосферы. Поток злобных звезд так и полетел вниз, нагревая стратосферу до температуры жаркой печи. Из-за облаков поднялась эффектная малиновая вспышка.
«Славный» летел в восемьдесяти тысячах километров над южным полюсом, когда одержимые на планете запели свое заклятие. Первое предостережение пришло, когда затрещало планетарное гравитационное поле, отклоняя траекторию боевого корабля. Световой саван вокруг Арнштадта так и не померк, он только изменил цвет, пробежавшись по всему спектру, пока не достиг сверкающего фиолетового, на чем и остановился. Оптически – спектральным датчикам пришлось поменять несколько защитных фильтров в течение последних нескольких минут, пока источник света не удалился к той точке, за которой исчез.
Мотела Колхаммер продолжал осматривать обвиняюще опустевшую зону с помощью оптики, в то время как радар корабля и датчики гравитации изучали космос, ища хоть какие-нибудь признаки планетарной массы. Каждый раз результат оказывался отрицательным.
– Передайте эскорту, чтобы шли к месту встречи оперативной группы, – сказал он. – Затем курс к Новой Калифорнии.
* * *
Сара свалилась сквозь открытый люк прямо в капитанскую каюту, пренебрегая лесенкой и предоставляя ускорению в половину g аккуратно поставить ее на пол. Она грациозно приземлилась, слегка согнув ноги в коленях.
– Балет и в самом деле много потерял, когда ты выбрала в университете специальность астроинженера, – заметил Джошуа.
Он стоял посередине помещения в одних трусах, растирая полотенцем щедрую порцию геля с лимонным запахом. Она улыбнулась ему улыбкой девчонки-сорванца.
– Я же знаю, как обернуть себе на пользу низкое ускорение.
– Надеюсь, Эшли это ценит.
– Не пойму, о чем это ты.
– Гм-м… Итак, как наши успехи?
– Официальный рапорт, сэр. Успехи такие же, как и вчера. – Она отсалютовала, но недостаточно расторопно.
– Точно так же, как и позавчера.
– Чертовски верно. Ах да, я заметила течь в трубе реактивной массы. Соединение было нарушено, когда баки помещали в грузовой отсек. Болью говорит, она займется ремонтом сегодня попозже. Я заизолировала трубу, у нас хватит запасов, чтобы держаться в полете на оптимуме.
– Очень интересно. – Джошуа скатал полотенце и запустил его по низкой параболе через всю каюту. Оно опустилось в самый центр открытого утилизатора.
Сара следила, как оно исчезает.
– Я хочу поддерживать объем жидкости на уровне. Возможно, она нам еще пригодится, когда мы дойдем до ручки.
– Разумеется. Как обошлось с прыжками Лайола? – Он, конечно, уже знал это; скорость хода «Леди Макбет» было первым, что он проверял, когда просыпался. Лайол совершил пять прыжков во время последней вахты, и каждый был безупречен, судя по сведениям бортового компьютера. Дело было не совсем в этом.
– Прекрасно.
– Гм-м-м…
– Ладно, в чем дело? Я думала, вы двое прекрасно ладите эти дни. Едва ли у тебя есть претензии к его работе.
– Нет претензий. – Он вытащил из шкафчика чистую рубашку. – Просто в последнее время я слишком интересуюсь мнениями других людей. Не очень-то хорошо со стороны капитана. Предполагается, что я способен на мгновенные суждения обо всем.
– Если ты будешь советоваться со мной по поводу управления «Леди Макбет», я встревожусь. А все остальное… – Сара помахала в воздухе рукой. – Начать с того, что мы с тобой достаточно времени провели вместе в камере с нулевым g. Я знаю, что ты не можешь общаться, как большинство людей. Так что, если тебе нужна в этом помощь, я целиком твоя.
– Что ты имеешь в виду – не могу общаться?
– Джошуа, ты копался в Кольце Руин, когда тебе было восемнадцать. Это неестественно. Тебе следовало побольше бывать на вечеринках.
– Я бывал.
– Нет, ты перебирал кучу девчонок между полетами.
– Так делают все восемнадцатилетние.
– Это то, о чем восемнадцатилетние мальчишки мечтают. Адамисты, во всяком случае. Все остальные заняты попытками проникнуть в мир взрослых и отчаянно пытаются понять, каким образом он устроен и почему все так трудно и болезненно. Учатся управляться с дружбами, со всякими отношениями, с неприятностями и со всем таким.
– Тебя послушать, так выходит, что мы должны сдавать какой-то экзамен.
– Мы и должны, хотя подготовка к нему занимает почти всю жизнь. А ты еще и не начал готовиться.
– Господи. Все эти рассуждения такие мудреные, особенно в утренний час. Что же ты пытаешься мне втолковать?
– Ничего. Это у тебя какие-то затруднения. Я чертовски хорошо понимаю, что это не имеет никакого отношения к нашей миссии, и я собираюсь заставить тебя рассказать, что у тебя на уме и убедить тебя в том, что об этом полезно побеседовать. Люди так поступают, когда они друг другу близки. Это нормально.
– Балет и физиология, а?
– Ты нанял меня за мое умение выполнять многочисленные обязанности.
– Ладно, – согласился Джошуа. Она права, ему трудно было об этом говорить. – Это Луиза.
– А-а, норфолкское дитя. Очень юная особа.
– Она не… – начал он машинально. Его остановил недостаток выразительности в реплике Сары. – Ну она малость молода. Я думаю, тут есть преимущество.
– Ох ты, ох ты. Никогда не думала, что настанет день, когда я услышу, что ты так говоришь. Если точнее – почему это тебя так беспокоит? Ты же используешь свое положение, как электрошоковое ружье.
– Вовсе нет!
– Не надо, пожалуйста. Когда это в последний раз ты высаживался на планету или просто в какой-то порт без того, чтобы капитанская звездочка не блестела у тебя на плече? – Она сочувственно улыбнулась ему. – У тебя в самом деле к ней чувства, да?
– Не больше, чем обычно. Просто ни одна из моих девушек прежде не становилась одержимой. Господи, мне рассказывали, на что это бывает похоже. Я не могу прекратить думать о том, каково это может быть для нее, как по-сволочному безобразно. Она была такая милая, она не принадлежит к тому миру, где с людьми происходят такие вещи.
– А кто-то из нас принадлежит?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я. Ты принимаешь стимуляторы, которые не должна бы принимать, чтобы достигнуть по-настоящему новых ощущений. Мы же знаем, какая это паршивая вселенная. Это помогает – чуть-чуть. Настолько же, насколько может помочь все что угодно другое. Но Луиза – черт, и ее сестренка тоже. Мы улетели и оставили их, точно так же, как мы всегда делаем.
– Они детей щадят, ты же знаешь. Эта Стефани Эш, женщина на Омбее, вывезла кучу детей. Я принимала донесения.
– Луиза не была ребенком. Это с ней произошло.
– Ты не знаешь наверняка. Если она достаточно умна, она могла бы выбраться.
– Сомневаюсь. У нее нет таких способностей. Она не обладала уличной хитростью. А для того чтобы избежать одержания, нужно иметь некоторый эгоизм и жизненный опыт.
– Ты и в самом деле не веришь, что она спаслась?
– Не верю.
– Ты считаешь, что несешь за нее ответственность?
– Не совсем чтобы ответственность. Но мне кажется, она смотрела на меня как на человека, который увезет ее из поместья.
– Боже ты мой, интересно, из-за чего же у нее сложилось такое впечатление?
Джошуа не слышал Сару.
– Я покинул ее в беде. Это ощущение не из приятных, Сара. Она и в самом деле была славная девушка, хотя и воспитывалась на Норфолке. Родилась бы она где-нибудь в другом месте, я возможно… – Он замолчал, размахивая рубашкой и избегая удивленного взгляда Сары.