Расстегни своё белое платье,
плывя сиреною в румбе…
Тебя все ещё качает?
Так это — ромовый ветер.
Ты падаешь…
В чём же дело?
Да ты, никак, захмелела.
Пока не унёс тебя ветер,
заставлю тебя приземлиться. Сматываю бечёвку…
(Наматывай музыку, парень,
на скрещение клаве!)
Спускайся,
бумажный змей.
Устал, мулаточка, ждать я…
Падай в мои объятья!
Николас Гильен
ЛИТТЛ-РОК
Роняет слёзы музыка блюза
в это ясное утро.
Плачет блюз под свистящим бичом
белого Юга. И дети,
чёрные дети,
под конвоем учителей
в школу страха идут…
Их по классам разводят,
обучать их будет Джим Кроу,
дети Линча сидеть будут рядом,
и на партах, на каждой парте,
перед каждым чёрным ребёнком
изойдёт чернильница кровью,
карандаш костром запылает.
Вот он — Юг. В вечном свисте бича.
Юг зловещим пятном гангрены
разлился под жестоким небом,
пусть чёрные дети не ходят
в школу, где учатся белые.
Пусть тихонько сидят себе дома,
пусть-ка лучше (так будет лучше)
перестанут стучаться в двери,
перестанут по улицам шляться,
перестанут девочек белых
провожать восхищённым взглядом
(а то ведь недолго до пули).
Им останется — yes,
низко кланяться — yes,
на колени — yes,—
становиться.
В нашем мире — yes,
равноправны все,—
разглагольствуют представители
президента. А в это время
маленький беленький мячик,
шаловливый беленький мячик,
президентский (от гольфа) катится,
словно крошечная планета,
по траве зелёной и чистой,
сочной, девственной, шелковистой
катится мячик — yes.
А теперь,
господа и дамы,
юноши, девушки, дети,
старики с бородами и лысые,
негры, мулаты, индейцы,
подумайте, что станет с вами,
что станет со всеми на свете,
если весь мир станет Югом,
под свистящим бичом застонет,
обольется кровавым потом,
станет Литтлом и станет Роком
и зловещим пятном гангрены
разольётся под общим небом…
Задумайтесь на мгновенье,
представьте себе всё это.
ГОЛОД ИДЁТ ПО КВАРТАЛАМ…
Голод идёт по кварталам,
шарит по жёлтым лицам
и по телам исхудалым,
на скамейки бульваров садится,
жмётся к домам обветшалым…
Светит ли солнце или луна —
голод неистов в своём движенье,
от него пьянеют, как от вина:
мутит, и в глазах темно,
но это губительное опьяненье —
на отраву похоже вино.
Голод гложет вест-индский «рай» —
Антильские острова…
Здесь по ночам проститутки царят,
бары кишат матроснёй,
со всех морей пираты спешат
сюда, как к себе домой.
Здесь в притонах торгуют морфином,
кокаином и героином.
В кабаках от хандры и привычной боли
шампанское хлещут под вопли джаза —
люди верят в могущество алкоголя,
как верят в рассвет средь ночного мрака,
как верят в новое средство от рака,
хоть вся душа уже в метастазах.
Грядущее жаждут они постичь,
из недр его вырвать секрет —
на вечный вопрос найти ответ:
«Во имя чего жить?»
Толстосумам во фраках модных
голод колет глаза:
спровадить бы всех попрошаек голодных
подальше, пинком в зад.
Власть ненасытная и слепая
держит лапу на спуске курка,
покричит и под дулом пасынок «рая»,
что чёрств его хлеб и похлёбка жидка.
МЫ ПРИШЛИ
Вот мы уже здесь!
Речь, как влага лесная, струится из наших губ,
жаркое солнце проснулось
в крови наших вен.
Не дрогнет весло
в сильной руке!
Пышные пальмы качаются в глубине наших
глаз,
наш крик, словно капля жидкого золота, чист.
Наша нога,
широка и крепка,
ступает в пыли забытых дорог,
узких для сомкнутых наших рядов.
Мы знаем, где рождаются воды реки,
мы любим реку за то, что она понесла наши
челны под красные небеса.
Наша песня —
словно мускул под тонкой кожей души,
наша песня проста.
Утром несём мы с собою дым,
ночью несём мы с собой огонь
и нож, словно острый осколок луны,—
хорошо вонзить его в тело врага.
Мы несем с собой кайманов в вязкой грязи
и лук, который заряжен надеждами вместо
стрел,
поясом тропика стянуты наши тела.
Мы хотим
врезать в профиль Америки наши черты.
Эй, товарищи, мы уже здесь!
Город зовёт нас своими дворцами,
тонкими, словно соты лесных пчёл;
улицы высохли, как сохнут реки, когда в горах
не было долго дождя,
смотрят на пас дома боязливыми стёклами
окон.
Старые люди дадут нам мёда и молока,
зелёными листьями украсят нашу главу.
Эй, товарищи, мы уже здесь!
Здесь, под солнцем,
в каплях пота на нашей груди отразятся лица
сражённых врагов,
и ночью, пока сияют звезды над пламенем
наших стрел,
пронесётся утренний смех наш и разбудит
реку и птиц.
БАЛЛАДА О ДВУХ ПРЕДКАХ
Меня везде сопровождают
две тени предков. Я один их вижу…
У копья наконечник из кости,
из кожи и дерева барабан:
Это предок мой — негр, великан,
пришёл ко мне в гости.
Кружевной воротник на могучей шее,
на теле серая броня:
это предок мой, европеец,
навестил сегодня меня.
Ноги голые, торс из гранита:
это предок мой, негр, а глаз огни,
зрачки из стекла сталактита,
белый предок мой, от тебя они!
Меня везде сопровождают
две тени предков. Я один их вижу…
Африка влажных дебрей, туманов!
Гулок огромного гонга рёв, чёрен вождь…
— Я умираю!
(Чёрный предок промолвил мне.)
Воды смуглые от кайманов,
зелень утра кокосовых рощ…
— Как устал я!
(Белый предок промолвил мне.)
Паруса, ваш ветер горек!
Бриг весь в золоте, как в огне…
— Я умираю!
(Чёрный предок промолвил мне,)