Комната была обширной, но назвать её большой было трудновато. Одного неполного поворота головы хватит для ознакомления с каждой её особенностью. Одна сторона состояла из старых окон, имеющих ручку, но явно не способность открываться. Такие же окна раньше стояли на свалке неподалеку, а до этого освещали чью-то террасу. Поделенные пополам на нижнюю и верхнюю часть, они отливали мнимой радугой из-за спин, изображенных на них картин. На самой близкой к лестнице была грустная девушка, застывшая на камне, готовая по взгляду, больше никогда не покидать своего места в стене. Она смотрела на тебя насквозь, разглядывая собственное отражение, которое скрывалось за потрескавшейся от многих лет рамой.
Дальше шло цветочное поле, мишура из светло-розовых полос на аквамариновых разводах, Третья хранила в себе рыцаря, со смирением державшего свой меч между ребер, вкусившего его спину, даже стоя на коленях, и готового полностью опасть под силой жизни. Другая стена представляла собой две параллельно идущие, заканчивающиеся третьей перпендикулярной стеной, которая была криво покрашена слабой белой краской, под стать оконным рамам. В отличие от оконных картин, тут чувствовалась дрожащая рука мастера и невозможность сосредоточиться – в одном месте краска выступала ощутимым бугром, в другом даже не могла скрыть первоначальную желчь доски.
Пытаясь прикрыть недостатки, слабо натянутый гамак висел, растянувшись, касаясь хлопковой спинкой здорового, вытянутого чемодана на двух замках. Прямоугольный ящик имел выпуклые от секретов стены и крышку. Кроме этого в постройке так же имелся лоскутный ковер, уже успевший покрыться грязью с ботинок и необычная штука в самом центре. Если подойти поближе и приглядеться, то в данном одуванчике, тянущемся во все стороны света, можно было разглядеть под десяток маленьких фонарей, объединенных в нечто слабо схожее с лампой. Не работающие в такой яркий момент, стекла фонарей разбрызгивали отраженные лучи по полу. Самодельная лампа держалась на честном слове и на крупной ветке, пронзавшей дом насквозь, как того рыцаря с рисунка. Она уходила вверх, оставляя в фанерном потолке дыру, заделанную тряпками и приколоченными деревяшками для укрепления. Ветка была крупной магистралью для жуков и пауков, безостановочно продолжающих свой маршрут. Насекомые были слишком погружены своей жизнью, чтобы обратить внимание на что-то еще. Борозды, поросшие мхом, скрывали в себе множество невидимых, для такого грубого глаза, путей. По ним сновал поезд, огибая дома покорных жителей, ходили электрички с треском, и, топая, передвигались сами представители иного мира. Как они выглядят? Что едят, о чем думают, что носят в голове, а что испугано, прикрывают ключами в сумке?
Голос опять вмешивается, отвлекая от глубоких мыслей, а ты ведь был уже так близок к разгадке.
-В сундуке лежат все вещи, которые могут украсть. – он уже там, держит руку на покатой крышке, готовый отрыть замок. Нервные пальцы перемешиваются и путают друг друга, пока вьюченная божья коровка тяжело пыхтит рядом.
-Мало ли, вдруг у нас тут Тарзаны имеются дополнительные.
Шутка оттесняет загадочный мир на второй план. Все краски перетекли в дальний угол. Больше не слышно стука, идущего из нутра дерева, только поочередное перекатывание овальных, подстриженных под корень ногтей.
-Иди сюда, поможешь кое-что достать,
Фигура скрючилась, отчего стала похожа на очередную веточку, перед чемоданом, сливаясь с общей хрупкостью домика. Защелки открылись сами собой, потому что такое крепление должно было издать шум. Попытавшись приблизиться, слышится треск стекла, тонкого, невидимого, но ощущаемого колким жжением на коже. Яркий свет больно бьет по глазам, словно выбивая яблоки, прочь из черепушки. Пол стал трещать громче, напоминая звуки разрывания грубой ткани. В совершенно разных местах стали появляться разрывы, из-под которых было ничего не видать. Там не было дыры, вся поверхность казалось ровной и гладкой, скрепляла разъехавшиеся дощечки. Но, несмотря на это, туда уходило все. Сперва осыпалась крыша, затем, поворачиваясь, заползли стены с мебелью, а пол расплывался независимыми плотами, пока не осталась только всепоглощающая тьма.