Глава 2 или не все встречи происходят на улице
Проснулся Дэвид от кашля. Почему-то именно перед пробуждением Оркул всегда начинал задыхаться,и всегда буквально выскакивал из кровати. Схватившись за худощавый бок, мужчина сел на край кровати. Приятных пробуждений, как таковых у него никогда не было. Из обьятий сна его вытряхивало, как пыль со старого ковра. Причем, пыль давали с собой, забивая нос и добавляя першение в горле.
Мужчина подумал, что неплохо было бы распланировать день, да вот только смысла в этом было ноль. Он промышлял такими вещами давно, ещё в старшей школе, когда страдал от ужасной нагрузки.
А сейчас дни, сменяющие друг друга, были заполнены рабочей рутиной. В больнице график смены уже поджидал мужчину, крепко хватая его в хищный капкан монотонности. Усталость приходила, не столько от бумажной работы, да профессиональной волокиты, сколько от непрерывного потока человеческих лиц и эмоций. Дэвид Оркул не сразу решил отдать большую часть своих дней на земле стерилизованным халатам и помощи напуганным больным. В старшей школе он, как и все мечтал о чем-то более высоком и легком, но у жизни жестокая натура. Цепочка неприятностей, несколько месяцев серьезных размышлений и привели его сперва к воротам академии, а потом под руку как маленького ребенка отослали в городскую больницу.
Уже через пару месяцев на него уже не давили непонятные коллеги и низкие потолки. Только скука скручивалась кольцом на довольно вытянутой шее. В больнице отношение всех к нему было сродни нейтралитету. До конца Оркул так и не запомнил всех свои коллег, по привычке отвечая кивком головы на любое приветствие в коридоре. Коллеги постарше уже привыкли к прячущемся в кокон от обилия громких голосов Оркулу и трогали его только по важным делам. К ним мужчина был гораздо более благосклонен, чем к молоденьким врачам, которые никак не хотели принимать его молчаливые эпизоды, приходившие на смену долгих разговоров о морях.
Бывали и те, кто приходил излить свои мысли без ожидания помощи. Чаще всего, из-за отсутствия простых сплетен в дальнейшем. Как один раз сказала Лин, миловидной души и внешности девушка с рецепции, она знала, что Дэвиду просто напросто лень вдаваться во все мельчайшие детали и мчаться на всех порах разглашать все несуразные секреты.
Казалось даже болеть стали реже. За редким исключением живой потоп заполнял все кабинеты, заставляя по-настоящему прочувствовать ответственность своей работы. Клятва Гиппократа, оставшаяся на страницах истории, так и не перекочевав в его учебник, не давал ему взяться за сложные дела. Уж лучше он будет тихо плавать на мелководье, между ушибами и заложенными носами, чем нырнет во впадину без надлежащих знаний. Ведь, несмотря на всю подозрительность, больше всего Оркул не доверял самому себе.
В основном случаи, которые в увесистых файлах приходили ему на монитор цвета ранней зари, были поверхностные и относительно легкие. Там выявить респираторное заболевание, там уговорить сдать недешевый анализ ради продления жизни почек. Так как ушедший врач был слишком нетороплив и искал способ быстрей уйти домой, то именно на Дэвиде висела задача организации реабилитационных мероприятий и проверки на осложнения, не заставляя его делать лишь операции.
Не носивший звание лучшего терапевта, он занимался серьезными делами только несколько раз в жизни, отчего разговор с Шантал противно бурлил в кишечном тракте.
Да и видеосъемка никак не хотела выходить у него из головы. Его работа временами больше напоминала психиатрическую поддержку, а диванные подушки в кабинете стерлись по краям, из-за вечных нервных поглаживаний пациентов. Излишняя нервозность, осевшая как ил, вместе с записью, вдавливала его кости в матрас. Но вставать уже надо было. На сегодня не было назначено смены, но люди живут и дышат, а значит, могут и поменять расписание. Прикроватные часы указывали на семь минут девятого. То, что первым числом не шла гнусная четверка или не менее противная пятерка, означало, что день задался. Не до конца отрывая ступни от пола, мужчина двигался вперед. Он сделал пару шагов, до тих пор пока перед ним не появилась дверь ванной комнаты.
На льняной по цвету плитке отпечатались едва заметные потные следы, по которым любой зверь мог бы выследить добычу. Дверь всегда была раскрыта настежь, чтобы во время ночных похождений не столкнуться с деревянным косяком в темном углу квартиры. Ночью край двери походил на закаленного опытом преступника. Особенно если на край двери днем была небрежно повешена сушиться простынь или наволочка.
Переступив порог облицованной комнаты, мужчина усмехнулся. Смешно? Смешно. А что смешно то?