Но он сказал другое:
– А кто будет решать? Вы сами?
– Ну зачем я… – Валера Малышев как бы отодвинулся от этой черновой работы. – Решат кому надо…
– Кто надо – это и есть суд, – коротко заключил доктор Рыжиков. – С судебными издержками…
– Ну что ж… – Валера Малышев немного поразмыслил. – Может, это и функционально…
Функциональность просто не давала ему покоя. Вернее, нефункциональность, которая царила повсюду и так и действовала на молодые нервы.
– Вы, говорят, стали и каменщиком, и маляром… – Он решил подцепить все достоинства доктора Рыжикова, проявившиеся в последние недели.
– И мореплаватель, и плотник, – охотно подтвердил доктор Петрович. – Смена рода работ – лучший отдых, по нашему отцу Павлову. Правда, квалификация у отдыхающего низковата.
– С вашими руками хирурга – таскать кирпичи и мусор! – вострожествовал Валера Малышев над этим верхом нефункциональности, демонстрируя мускулы своих рук, гораздо более пригодных для этого отдыха. – Это, конечно, по-нашему. Что врачей, что итээров гоняют как разнорабочих. То стройку подметать, то картошку полоть… Сначала за тысячи рублей учат специалистов, потом используют с метлой или лопатой… В крайнем случае документы на подпись подносить… А вот шеф книжку читал – «Деловая Америка», слышали? Нет? Ну это дефицит вообще-то, не всякий увидит. Шефу достали на одну ночь. Это один наш инженер в Штатах в командировке пожил, поработал у них там. Нет, у них все четко. Каждый час работы инженера – столько-то долларов, столько-то центов отдачи. Карандаши у них инженер не затачивает. Чему-чему, а функциональности надо бы у них поучиться…
Валера с головой ушел в пересказ тогдашнего бестселлера. Доктор Рыжиков и не думал, что так далеко зайдет. От кучи мусора возле бывшей прачечной до сверхделовой Америки. И даже чуть не загордился. Соперник был достойный. По всем статьям. И когда Валера Малышев снова вернулся через Атлантику к своему неотвратимому «не станете же вы отрицать», он послушно вздохнул:
– Не стану. Это мы еще до войны пели.
– Что пели? – захотелось уточнить Валере Малышеву.
– Америка России подарила пароход, – любезно выдал справку доктор Петрович.
– Вот вы вечно иронизируете! – обиделся за ржавые колесики и очень тихий ход электронный Валера. – И это вместо того, чтобы действительно совершенствовать прогресс, который возможен только на базе специализации…
Когда он обижался, то превращался в несколько скучного лектора, чем слегка разочаровывал даже верных поклонниц – Аньку с Танькой. Но ему здесь многое прощалось только за то, что он никого не кормил овсянкой не воде.
– Кстати, приятная новость, – неожиданно закончил он суровую нотацию безнадежно отставшему доктору Рыжикову.
Неужели после всего этого в мире есть еще и приятные новости?
– Шеф приглашает нас в гости. Я хочу, чтобы ты ему понравилась.
– Что-что? – резко спросила Валерия, и глаза ее сузились почему-то на Валеру Малышева, как на неожиданную ламповую вспышку.
– Я говорю, шеф нас с тобой приглашает, и я хочу, чтобы ты ему понравилась…
– Зачем? – так же резко спросила Валерия.
– Мне небезразлично, как шеф отнесется к выбранному мной спутнику жизни! – значительно сказал Валера. – Да ты не бойся, шеф очень обаятельный парень, ты ему понравишься!
– А мы?! – радостно заныли Анька с Танькой. – Нас тоже возьмите?! Мы тоже хотим понравиться!
– У шефа колоритная квартира, – поиграл Валера мускулом под майкой, будто эта квартира была его. – Один бар чего стоит! Вращающийся, с поворотом, с подсветкой. Но сам он не пьет, только коктейли гостям делает. Мастер спорта по самбо, ему нельзя. И библиотека уникальная. Разносторонне развитый человек. Он тобой очень интересовался.
– Что-что? – снова резанула Валерия.
– Шеф любит, чтобы у него собирались единомышленники, слушали записи, пили кофе… Он говорит, что такое общение в непринужденной обстановке за дружеским коктейлем более функционально, чем казенное совещание…
– А мы ни у кого не собираемся! – заныли Анька с Танькой. – Все собираются, а мы дома сидим, как больные! Все лето только дома, даже без телевизора!
– Вы же в лагерь не захотели! – искренне возмутился такой наглостью доктор Петрович.
– То в лагерь! – дружно защитились они. – В лагерь дураков нет! А то к шефу на музыку! В лес не сводил, пусть теперь она к шефу возьмет!
Началось сведение долгов и счетов, означавшее только и только одно.
Что лето кончилось и завтра в школу.
Лето кончилось – вот в чем дело. Лето кончилось, праздник прошел, а как будто и не начинался. Так всегда кажется.
Анька с Танькой еще долго возмущались в своей келье, укладываясь спать и не находя то пера, то чернильницы. Ну куда это все могло подеваться?
Один Рекс сочувствовал доктору Рыжикову, старательно вытирая об него свою линючую шерсть. Ну, нефункциональные мы с тобой, хозяин, успокаивал он. Ну и что? Зато теплые и добрые, никого не обидим. Ни функционального, ни нефункционального. Пусть себе все живут как могут. Ведь так, ведь правда?
29
Так-то так, но через ночь доктор Рыжиков в группе сообщников, пятясь и пригибаясь, кощунственно и преднамеренно нарушал свою функцию, а также главную заповедь всех религий и моралей: не укради.
– Тише! – прошипели ему в темноте. Судя по голосу – Сильва Сидоровна, взявшая на себя функции руководства. – Приличные люди, а гремят как татары!
– Как персы… – прокряхтел Сулейман, разделявший с доктором Рыжиковым тяжесть.
Тяжестью был ныне старомодный дыхательный аппарат ДП-2, который они похищали из главного хирургического коридора. На время проноса Сильва Сидоровна выключила в коридоре свет и теперь переживала, как бы чего не сшибли.
Наводчиком был доктор Коля Козлов после того, как он подписал акт о списании этого первобытного аппарата ввиду поступления нового, более современного.
– Ей-ей, умру от смеха, – мрачно высказался он. – Прибор почти новый, дышать и дышать. И под пресс – хряк… Подумаешь, клапан заело в абсорбере! Ну и манометр отключается иногда. Ну так подключи!
…– Эй, на васаре! – просипел доктор Петрович. – Как там?
– Да тащите вы скорее, тоже! – ответно зашипела сверху, с лестничной площадки, судя по голосу, рыжая кошка Лариска. – Грабители банков!
– Раз-два, взяли! – поднатужился доктор Петрович. Главное было сейчас – не громыхнуть железкой об пол, о цветочный горшок и не выбить окно.
– Кажется, дверь… – прокряхтел Сулейман.
– Это туалет, осадил доктор Рыжиков. – Для комсостава. Возьмите вправо и назад. Только плавно а то я уроню лафет. Я еще их расположение.. помню…
– Ну что там?! – не терпелось Сильве Сидоровне. – Включать пора!
– Подождите… – промычал доктор Рыжиков. – Дайте следы замести…
– Убьется кто-нибудь! – предупредила Сильва.
И новый звук царапнул темноту. Вроде мышонок заскребся. Потом не очень громкое падение. И слабое «ах».
– Ну-ка свет! – крикнул доктор Рыжиков.
– Вытащим сперва! – взмолился Сулейман, которому никак не светило попадать на свет в компании похитителей.
– Скорее! – Доктор Рыжиков не без грохота опустил свою часть ноши.
– Ой! – приглушенно пожаловался Сулейман и тут же извинился. – Ничего. Очень хорошо. На большой палец.
Сильва Сидоровна, как опытный режиссер, дала свет. Сцена осветилась. То, что доктор Рыжиков увидел на ней, потрясло его больше, чем все трагедии Шекспира. Это было нечто бесформенно возящееся на полу, погибающее от молчаливой борьбы с собственной тяжестью. Бессильные коленки елозили взад-вперед, казенные костыли скользили по пластику, маленький рот сводило болью, но ни стона, ни звука.
– Вот это поздравляю! – вырвалось у доктора Петровича.
– С чем? – оскорбленно спросила Жанна и отвернулась от своего позора. – Я сама! – слабо отбивалась она, когда доктор Рыжиков начал ее поднимать. – Не трогайте меня!
– Потащили! – подоспел Сулейман.
– Не трогайте! – обвила она шею доктора Рыжикова тонкими руками.