Первый и на самом деле очень болезненный шаг.
Первое невнятное слово.
Первые куклы, санки, коньки, книги, компьютер, телефон, поцелуй, алкоголь, прыжок с парашютом, секс, расставание, путешествие по Европе, диплом, работа, жизнь…
«…можно я у Катьки переночую?»
«…дорогой Дедушка Мороз…»
«…через час уже вставать, так что заткнитесь…»
«…больше никогда и ни за что…»
«…рейс опять задерживают…»
«…ну и катись к своей дуре…»
«…мам, я соскучилась…»
Всё это не обрушилось скопом, а словно обволакивало, затягивало в омут, накрывало мягким тёплым облаком, из которого так не хотелось выныривать. Казалось, ещё секунда, две, три — и получится всё вернуть, прожить заново, не важно, хорошее или плохое, и остаться там.
А потом жрец отдёрнул руку, и наваждение схлынуло.
Моргнув, Кира увидела всё тот же тускло освещённый короб, мокрые окна, проплывающие мимо виды острова.
И клубящуюся тьму под капюшоном жреца.
— Ки. Ра, — раздельно произнёс он. — Ки. Ра. Хорошо. Правильно. Забудь про Айрэ. Когда спросят, назовёшь настоящее.
Её так заворожил шелестящий голос, что мозг не сразу воспринял услышанное.
А когда до Киры дошло…
Мыслей не было. Ни одной. Как и вполне ожидаемой паники. На тело вдруг навалилась усталость всех шести напряжённых месяцев в новом мире, и Кира сгорбилась под её тяжестью, обмякла, спрятав лицо в ладонях.
Повисло молчание.
Жрец, похоже, не собирался ни убивать её, ни продолжать разговор, ни как-то пояснять своё высказывание.
— Кто спросит? — глухо пробормотала Кира, не поднимая головы и, если честно, не рассчитывая на ответ.
— Они.
В следующий миг короб содрогнулся.
Кира упёрлась руками в стенки, пытаясь удержаться на месте, и даже поставила ногу на переднее сиденье — так сильно трясло. А жрецу хоть бы что. Казалось, он и не сидит вовсе, а парит над диванчиком, каждым движением тела повторяя кульбиты транспорта.
— Чт-то это?
Она попыталась выглянуть в окно, но ничего толком не разглядела. Дождь, снова дождь, и что-то алое мелькает мимо раз в несколько секунд. Но одно Кира поняла точно: земля осталась далеко внизу.
Они, конечно, и должны были лететь над морем, однако явно не с такой скоростью и не на такой высоте. Короб в принципе не способен подняться выше, чем на метр, а теперь же уверенно возносился прямо к грозовым облакам.
Не сам.
Это алое… чем бы оно ни было, цеплялось за металлический корпус с противным скрежетом. Порой короб выскальзывал, и внутренности Киры сводило от ощущения свободного падения, которое обрывалось столь же резко, когда захватчик вновь подхватывал груз.
Или захватчики?
Казалось, короб держали с двух сторон, и из-за разной скорости то одна, то другая вырывалась вперёд.
— Чт-то… кт-то… — вновь попыталась спросить Кира, но при очередной встряске до крови прикусила язык.
— Тише, — прошелестел жрец. — Не мешай. Нас похитили.
— Я м-могу… могу… стихия… прикажи…
— Нет.
Почему? Почему он ничего не делает? Их же явно не в храм тащат. От южного до срединного острова лететь всего ничего, а тут и направление изменилось. Или… или её опять перепродали?
Зажмурившись, Кира воззвала к дремавшей внутри энергии и в ужасе распахнула глаза, когда та откликнулась. Пламя заструилось по венам, обжигая и согревая; рот затопило слюной с привкусом мёда, и всё вокруг словно озарилось голубоватым светом. Впервые. Впервые сила хлынула в кровь не по приказу хозяина, а по воле самой Киры, и…
И что теперь с ней делать? Снести похитителей порывом ветра и рухнуть в воду с такой высоты? Потому что с первого раза точно не получится ничего, кроме грубой атаки, а уж аккуратно опустить короб — тем более.
Жрец вновь всё решил за Киру. Она могла поклясться, что тьма под балахоном улыбалась, когда незримыми точными движениями обрывала ниточки магии. Одну за другой. Щёлк. Дыхание перехватило. Щёлк. Голубой свет померк. Щёлк. И Киру будто ледяной водой окатили.
— Я сказал. Нет.
Несмотря на резкий тон, он не злился. Она точно знала. В какой-то момент начала воспринимать каждый перелив чернильной тьмы как эмоции. Интересно, в нём вообще есть ещё что-то помимо этой тьмы и бледных рук?