— Нет, другого нет.
— Слышь, скорострел, дама кушать желает, — лаборантка икнула. — И вообще, у меня отходняк от твоей спиртяги, ты когда в следующий раз гнать будешь, хвосты тщательнее отсекай.
— И откуда ты такая умная взялась, — Димка вздохнул, и пошёл к двери в подвал.
Майя увязалась за ним, а когда спустилась в полутёмное помещение, присвистнула.
— Ого, да ты, оказывается, не такой уж лох, как на первый взгляд. Чего тут, огурчики? А это сало, да? И лечо! А вот это что за хрень?
— Баклажаны острые.
— Ага, сойдёт. Не, тушёнку не хочу, это надо макарошки варить, а мне лень.
Она подхватила четыре литровые банки, и быстро, словно кто-то отбирал, полезла обратно. И когда Димка вернулся на кухню, уже эти банки открла. Парень взбил яйца, кинул кусочки сала на сковородку и сел ждать, когда они поджарятся.
Лаборантка ждать не собиралась, она напилила жирную просоленную свинину толстыми ломтями, и заедала её баклажанами.
— Ты сам это делал? — прочавкала она.
— Ага.
— Никому не говори, особенно девке какой-нибудь, тебя любая вокруг пальца обведёт и на себе женит. Кстати, кто такая Оксана?
— Какая Оксана?
— Тебе лучше знать, ты всё там кряхтел — Оксана, нет, не надо, Оксана, — девушка кое-как изобразила бормочущего дебила. — А потом язык вывалил и слюну пустил.
— Не знаю, приснилось что-то, — Димка покраснел.
— Ого, да ты по ночам просто жеребец, — Майя засмеялась, подавилась, и еле откашлялась. — Я так сдохну от этой жрачки. А это что?
Она подцепила жирными пальцами повестку от следователя, валявшуюся на столе в коробке с квитанциями.
— Да следователь вызывал.
— Чего ему от тебя нужно-то?
— Тут один старичок то ли сам помер, то ли грохнули его, а я труп забирал. Вот и прицепились ко мне. Нефёдов.
— А, знаю, дедулька мой, — лаборантка посмотрела на лечо, на живот, вздохнула и полезла ложкой в банку. — Сдох, сука.
— Погоди, — Димка опешил. — А второй, которого из реки вытащили…
— Дядя Кирилл? Тоже тот ещё козёл, и тётя Лена — сучка. Вся эта семейка друг друга стоит, ну кроме папашки моего, единственный приличный человек. Хорошо, что ты этого старого засранца только мёртвым видел, он, гад, бабку мою со света сжил, дядя бандитом стал, отец от него сбежал, едва школу закончил, а женился — взял фамилию матери.
— А мой отец у него водителем работал, — зачем-то сказал молодой человек, выкладывая яичницу с салом на тарелку. — Пропал без вести, как под землю провалился. Я не родился ещё тогда.
Майя как сидела с открытым ртом, так и замерла. Потом вытерла губы салфеткой, встала, с лица исчез румянец.
…! — сказала она. — Ты — Куприн.
— Ну да.
— Вот я дура, сразу не сообразила. И мы с тобой трахались. И целовались!
— В другом порядке. И что, сама так захотела.
— Ты дебил? — лаборантка взяла банку, явно собираясь швырнуть её в молодого человека, но усилием воли вернула на стол, — твой отец — Киря, то есть дядя Кирилл, то есть… Мля, это получается, я со своим братом двоюродным. Меня сейчас вырвет.
— Какой ещё Киря?
— Ты тупой, Дмитрий Куприн? Твоя мамашка и мой дядя, того, шпили-вили, вашу маму. То есть твою. Мне отец рассказывал, мол, у дедульки внучок под боком растёт, а тот его игнорирует. А я вот… Очешуеть!
Она бросилась из кухни наверх, и через минуту буквально спустилась, злая, одетая и с сумкой.
— Ничего не было, родственничек, заруби себе на носу. Ни-че-го!
Димка хотел было её остановить, но Майя пулей вылетела из дома. Молодой человек пожал плечами, доскрёб вилкой тарелку и пошёл досыпать — после еды кровь, приливающая к желудку, провоцировала сонливость. Ещё одна тайна прошлого раскрылась невовремя.
(18). Сторона 2. 8 мая, пятница
(18). Сторона 2. 8 мая, пятница.
Довелось мне однажды поехать в санаторий неподалёку от нашего города — не по своей воле, бабушка там социальную путёвку осваивала, и я её вещи привозил. Санаторий этот когда-то, при советской власти, был для блатных — обслуживал местное коммунистическое начальство, а потом его несколько раз перепродавали, прежде чем наш социальный фонд его приобрёл. Ремонт там, конечно, делали, но косметический, с прежних времён сохранились скрипучие лифты, пыльные ковровые дорожки на линолеуме, неказистая обстановка номеров и санузлы в белой квадратной плитке. Зато территория с тренажёрами из швеллеров и труб, такой же детской площадкой, дорожками, отсыпанными мелким гравием, и деревянными беседками, была огромной, почти настоящий лес.
То место, где я оказался после предательства практически дамы сердца, не сильно от того санатория отличалось. Длинное трёхэтажное здание, в левом крыле располагались врачебные кабинеты, а в правом жили отдыхающие. Их я почти не встречал — еду мне приносили в одноместную палату, на прогулку выпускали ранним утром, когда остальные ещё спали, в бассейн и на процедуры — по ночам. В соседнем номере, за дверью, сменяли друг друга охранники, их всегда было трое, они играли в карты, тихо ругали начальство и постоянно пытались проверить, что я делаю. Первый день я ещё кое-как терпел, а потом пригрозил, что убегу, и проверки прекратились.