Выбрать главу

- Аристократ. Мой наниматель. - Губы ее задрожали. - Мужчина, у которого в жизни было женщин больше, чем скачек.

- Будь проклят Ленстон! - взорвался Дастин. В душе его бушевал бессильный гнев, но кричать он не осмеливался. Меньше всего Дастину хотелось, чтобы Ник Олдридж примчался спасать свою дочь. - Чертов Ленстон! прорычал он вполголоса. - И черт бы побрал его пустую болтовню!

- Ты хочешь сказать, что это неправда? Наговор?

- А какое это имеет значение? - Дастин обнял Николь за плечи. - Смотри, я дрожу так же, как и ты. Какая разница, кто я и как жил раньше?

- Разница есть, - ответила Николь, на лице которой появилось то же задумчивое выражение, которое было у нее при первой встрече: взгляд, устремленный в звездное небо, слезы, сверкающие на ресницах. - Потому что я верю в любовь, преданность и верность. Потому что ты живешь жизнью, в которой нет места этим ценностям. Потому что я не хочу быть твоей очередной любовницей. Потому что если мы не избавимся от своих чувств, я вынуждена буду оставить Тайрхем.

Дастин поглаживал Николь по плечу, желая успокоить ее.

- Я понимаю твои страхи. Все произошло слишком быстро. Но, дорогая, ты должна мне верить. Не только умом, но и сердцем. Дай же мне шанс. Дай шанс нам обоим.

- Здесь нет никаких "нас", - произнесла Николь тихим дрожащим голосом, - Тут есть только лорд Тайрхем и Олден Стоддард.

- Ты действительно так хочешь? - Молчание.

- Ответь мне честно, Николь. Ведь ты сама призывала меня к откровенности.

Глаза Николь вновь увлажнились слезами.

- Нет, это не то, чего я хочу. Боже, дай мне силы! Но, в сложившихся обстоятельствах, я должна так поступить, и не только ради папы, но и ради себя самой. У меня нет выбора.

- Нет есть. - Дастин сунул руку в карман, достал носовой платок и вытер слезы Николь. - Дерби, у тебя есть выбор. Доверься мне, как я о том прошу. Позволь мне доказать тебе, что я способен измениться. - Дастин взял в ладони лицо Николь. - Скажи, разве ты не оживаешь, когда мы вместе? Не только когда мы прикасаемся друг к другу, но просто говорим? Смеемся? Спорим?

- Я не могу тебе этого сказать, - покачала головой Николь. - Мне пришлось бы солгать. Но ты, я уверена, имел возможность наслаждаться подобными ощущениями бесчисленное количество раз.

- Никогда! - Дастин прижался губами к щеке Николь. - Ни разу за тридцать два года. Ни с кем - только с тобой.

Николь посмотрела в глаза Дастина.

- Я боюсь, - вновь прошептала она.

- А я нисколько. Я уверен. Так же как уверен в том, что солнце зайдет сегодня вечером и взойдет завтра утром. Верь мне, Николь. Если я ошибаюсь и когда-нибудь это наваждение пройдет, обещаю, что отпущу тебя живой и невредимой, - добавил он со значением. - Но если я окажусь прав... - Дастин улыбнулся и пропустил между пальцев прядь волос Николь. - Ах, Дерби, если только я окажусь прав, тогда, наверное, мы сможем исправить несправедливости жизни и противостоять им вместе.

Лицо Николь засветилось мягким светом.

- Ты помнишь...

- Наш первый разговор? Каждое слово. Каждую искорку в твоих глазах. Каждый проблеск надежды в твоей улыбке. - Дастин выдержал взгляд Николь. Дай мне шанс.

Последовало долгое молчание, вслед за ним едва заметный кивок.

- Я попытаюсь.

Господи, доводилось ли ему когда-либо испытывать такое всепоглощающее счастье?

- Прекрасно. Начнем с того, что ты скажешь, когда мы встретимся снова.

- Пока папа...

- Он тебе не откажет. Он слишком тебя любит.

- Откажет, если будет думать, что ты можешь меня обидеть.

- А он будет так думать?

- Нет, - покачала головой Николь.

- Значит, договорились. - Дастин наклонился и нежно поцеловал Николь. Кстати, о твоем отце. Он, вероятно, уже готов выставить меня из дома. И правда, мне лучше вернуться домой. Завтра утром я уезжаю. Меня не будет день или два.

На лице Николь ясно обозначилась тревога.

- Папа сказал мне, что ты собираешься встретиться с Салли. - Пальцы Николь впились в рукав Дастина. - Что ты намерен сделаться наживкой для тех людей, которые тебе угрожали. Это опасно, Дастин! Я втянула тебя в эту историю, - сокрушенно вздохнула она. - Я пришла к тебе в поисках работы, а теперь ты ввязался в историю, из которой я должна выпутаться сама. Им нужен мой отец. И рисковать собой должны мы!

- А разве вы не рискуете? - спросил Дастин. - Разве ты не подвергла себя риску, придя в Тайрхем под видом Олдена Стоддарда? Мы все рискуем, Дерби. А ты - больше всех. Твоя роль требует гораздо большего мужества, чем борьба с неизвестным врагом, способным уничтожить того человека, которого ты взялась защищать. - Дастин взял руку Николь. - Никогда не сомневайся в важности того, что ты делаешь. Это ты, а вовсе не я, защищаешь своего отца.

- Я понимаю. Только... Дастин, прошу тебя, будь осторожен!

Он прижал ладонь Николь к своим губам.

- Обещаю. Ты занимайся подготовкой Кинжала к дерби. Я же попытаюсь освободить твоего отца от удавки. Вместе мы восстановим справедливость. Согласна?

- Согласна... - робко улыбнувшись, ответила Николь.

- Отлично. А теперь, поскольку одному Богу известно, когда еще мы теперь окажемся с тобой наедине, попроси меня.

- О чем?

- Ты прекрасно знаешь о чем. Попроси меня поцеловать тебя.

- Я уже попросила, - улыбнулась Николь.

- Попроси еще раз.

Кончиком языка Николь провела по губам. - А инициатива всегда должна исходить от меня?

- Сегодня - да. Потом это уже не будет иметь значения. Я ведь выполнил условия договора, не так ли?

Николь стыдливо прильнула к нему.

- Дастин, пожалуйста, поцелуй меня.

- С удовольствием, мисс Олдридж.

Резко и стремительно Дастин прильнул к губам Николь и не прерывал поцелуя до тех пор, пока девушка не обмякла в его объятиях.

- А теперь, - произнес Дастин, - правила меняются. Отныне я намерен все твои надежды и мечты воплощать в жизнь.

Глава 8

- Николь, ты свистишь с самого утра словно канарейка, - заметил Ник, опуская газету. - Кто причиной твоего прекрасного настроения - Кинжал или его владелец?

Николь, укреплявшая на голове кепочку, покраснела.

- Папа, я не видела Дастина с того момента, как он покинул вчера наш коттедж. Сейчас он, вероятно, уже в Суффолке, разыскивает Салли.

- Я знаю. Но это не ответ. - Ник отложил газету, потеряв всякий интерес к чтению. - Ты со вчерашнего вечера избегаешь меня. Сначала ты устала и захотела отдохнуть - в шесть часов, между прочим. Ты не притронулась ни к ужину, ни к завтраку. Ты ушла на рассвете, вернулась полчаса назад, что-то проглотила на ходу и теперь снова собираешься умчаться.

- Мы с Кинжалом готовимся к дерби.

- Я помню об этом. Так ты не намерена отвечать на мой вопрос? Или же мы больше никогда не будем говорить о маркизе?

Николь присела на подлокотник кресла, в котором сидел отец. Всякий раз, как только речь заходила о Дастине, мысли ее начинали путаться. Ей не терпелось поделиться с отцом той радостью, которая овладела ее душой после тех драгоценных пяти минут. Но прежде ей нужно было все обдумать, осознать значение сделанного ею шага: от активного сопротивления она перешла к настороженному одобрению. Ей необходимо еще раз пережить это превращение, которое она ощутила в объятиях Дастина.

Ночью Николь долго не могла уснуть, сидя на кровати и сжимая в ладони заветный амулет. Несмотря на всю свою неопытность, Николь понимала возможно, даже лучше Дастина, - чего ей может стоить эта уступка. Ослабив защиту, Николь тем самым позволила Дастину войти в ее жизнь, дав ему возможность пустить в ход свое колдовское очарование. Правда, между Николь и теми женщинами, с которыми раньше встречался Дастин, была огромная разница. Те, другие, были женщинами его круга: богатые, изысканные. Они выходили замуж ради денег, им нужны были только удовольствия. Казалось, существовало безмолвное согласие между женщинами высшего света в том, что они остаются скромницами лишь до дня свадьбы. А уж выйдя замуж и рассматривая мужей как необходимое приложение, они позволят себе стремиться к наслаждениям, что бы под этим ни подразумевалось. И в случае с Дастином они, очевидно, стремились сохранить этот порядок то ли из желания совратить его, то ли просто потому, что маркиз Тархейм был завидной партией, - Николь не была уверена в конкретных мотивах. Но в любом случае Николь не могла дарить свое тело, не подарив при этом сердца. А сердце свое она могла отдать только один раз, молясь о том, чтобы оно не было разбито.