Или, может, он сообщил о себе неким импульсом, посланным через все помещение, как это делают некоторые божества, оповещая о своем приближении необычными сполохами огня, волшебными звуками, неземными ароматами.
— Мне кажется, вам все еще больно, — обратился к ней Лисберн. — Позвольте, я помогу вам.
— Я надеялась исчезнуть незаметно, — сказала она.
— Это нетрудно. Все столпились вокруг моего кузена. Суонтон сейчас разглагольствует по поводу «Добродетели и Порока», и им кажется, что он скажет нечто особенное. — Продолжая говорить, маркиз завладел ее левой рукой, закинул ее себе за шею и обнял Леони за талию.
Она затаила дыхание.
— Вам, наверное, чертовски больно, — заметил Лисберн. — Я подумал, может, лучше осмотреть вашу лодыжку, прежде чем мы двинемся дальше. Вдруг вы пострадали намного серьезнее, чем нам кажется.
Если маркиз дотронется до ее лодыжки, Леони потеряет сознание, и не обязательно по причине медицинского свойства.
— Я просто подвернула ее, — сказала она. — Если было бы что-то серьезное, я сейчас сидела бы на ступеньке и рыдала от боли.
— Я могу нести вас на руках, — предложил он.
— Нет! — воскликнула Леони и добавила после паузы: — Благодарю вас.
Они начали медленно спускаться по лестнице. Она сделала усилие, чтобы отвлечься от присутствия рядом большого, излучающего тепло тела, поддерживавшего ее. Это было не так-то просто. Слишком долго она смотрела на Боттичелли, у нее перед глазами все еще оставались обнаженные мускулистые руки и ничем не прикрытый мужской торс.
К тому времени, когда они добрались до первой ступеньки, мысли ее, обычно упорядоченные, забрели в какую-то неизведанную область, и Леони вдруг обратила пристальное внимание на свои физические ощущения.
Ей потребовалось сделать усилие, чтобы заговорить.
— Могу только надеяться на то, что люди подумают, будто у меня закружилась голова от короткой встречи с лордом Суонтоном.
— Именно это я им и скажу, если хотите, — предложил маркиз. — Но у меня сложилось впечатление, что вы уже были знакомы.
— В Париже, — кивнула она. — Вечность назад.
— Та вечность не длилась долго, — заметил он. — Вы, конечно, хромаете, но не выглядите дряхлой.
— Это случилось во время его первого визита в Париж, — сказала Леони.
— Значит, пять с лишним лет тому, — прикинул Лисберн.
Тогда Леони было почти шестнадцать. Она радовалась работе, чувствовала себя счастливой в семье, в особенности от того, что у нее имелась маленькая племянница, получала удовольствие от успехов «Эммелин» — прелестного ателье, которым владела кузина Эмма.
До тех пор, пока все не рухнуло.
— Лорд Суонтон появился в магазине моей кузины, чтобы купить подарок своей матери, — объяснила Леони. — Он был милым, мягким и обходительным. В Париже джентльмены очень часто путают ателье по пошиву одежды с борделями.
Те, кто упорствует в своем заблуждении, потом часто попадают в неприятные ситуации.
Самое первое правило, которое усвоила Леони, гласило: мужчинам требуется лишь одно… Кузина Эмма учила своих юных подопечных, как защищаться от агрессивных мужчин, наравне с тем, как кроить и шить. К сожалению, она не рассказала девочкам, как вести себя с римскими божествами. Это было более хитрое дело, чем заниматься коммерцией, хотя у Леони хватка была не то что у ее сестер. Это сразу становилось очевидным, как только дела выходили на первый план. Марселина и Софи всегда витали в облаках — мечтательницы и авантюристки. Так типично для семейства Нуаро! Так типично для семейства Делюси!
От него пахло чистотой. Так пахнет в воздухе после дождя. Как это ему удается? Это такой одеколон? Или какое-то новое чудодейственное мыло?
Когда они спустились на первый этаж, пульсирующая боль в лодыжке ослабла.
— Мне кажется, вы можете меня отпустить, — сказала Леони.
— Уверены?
— Лодыжка болит не сильно. Я уже могу не опираться на вас.
На самом деле ей нельзя было опираться на него вообще, потому что он слишком тесно прижимал ее к себе. Она ощущала каждый дюйм мужской мускулистой руки и — несмотря на нижнюю рубашку, корсет, лиф и пелерину — что его пальцы касаются самого низа ее грудной клетки.
Леони перестала обнимать его за шею. Лисберн отпустил ее талию, предложив теперь руку. Она протянула ему свою ручку в перчатке, и он взялся за нее так же решительно, как перед этим за талию.
Ей пришлось сказать себе, что в этом нет ничего интимного по сравнению с тем, как он держал ее в объятиях, прижимая к себе. Однако это не могло объяснить, почему у нее возникло желание развернуться и убежать прочь. Она знала, как защитить себя, разве не так? Знала, как не подпасть под очарование красивого мужского лица и стати, а также низкого, обольстительного голоса.