"Мужайтесь, мои друзья, объединим наши усилия, мы приближаемся к цели"...
Я вспоминаю посещение нас в эти тяжелые дни президентом Пуанкарэ. Он был несколько удивлен моими поведением и намерениями, когда, присутствуя на одном из ежедневных докладов, услышал произнесенную мною перед командирами групп речь, в которой я больше проявлял заботы о том, чтобы "держаться", чем высказывал надежду на скорое наступление. Во время этого совещания наши лица отображали безусловно непреклонную решимость, но, главным образом, - я должен в этом признаться, - большую озабоченность; одержанная победа нисколько на нас не отражалась. Мы говорили исключительно о трудностях, которые нужно было преодолеть. С моей стороны преобладали предостережения, иногда очень серьезные, несмотря на то, что я был абсолютно удовлетворен преданностью всех. Однако, большое количество деталей подлежало еще урегулированию, а именно: нужно было обеспечить согласованные действия различных родов войск и организовать бесперебойность снабжения.
Следует иметь в виду, что мы еще не дошли, как это нужно было ожидать, до конца наших бедствий. В течение нескончаемых недель противник напирал на нас, пытаясь сделать этот напор решающим; на левом берегу реки, с помощью 6-го и 22-го резервных корпусов, он все время сохранял в среднем от 6 до 8 дивизий для атаки, потрясавшей наши позиции на высоте 304 и Мор-Ом при поддержке все возраставшей массы мортир и тяжелых пушек. С 10 по 15 марта жуткий бой разыгрался за обладание Мор-Ом. Генерал Дэбенэ, описывая действия своей дивизии, писал в одном из своих донесений:
"Я дал указание, что никто не должен отступать. Это указание точно выполнено: один командир бригады и три командира полка пали, показывая пример... Ни один солдат не отступил назад".
В последующие дни противник вернулся к своей прежней мысли обойти наши центры сопротивления - Мор-Ом и высоту 304, но на этот раз с запада. Спускаясь вдоль опушки Аргоннского лесного массива, немецкая пехота внезапно развернула здесь свое наступление и захватила с 20 по 22 марта опорные пункты Авокура и леса Маланкур. Наблюдательные пункты вершины Монфокон давали немцам исключительно широкий обзор. Этим первым реальным успехам на левом берегу реки немцы были обязаны 2-й баварской дивизии, внезапное вторжение которой захватило врасплох наши войска. Однако, вскоре наши войска оправились, и 29-го их контратака под руководством подполковника Маллерэ, павшего смертельно раненным у самой цели, привела обратно к "редюиту" Авокур. Хотя неудача целиком не была исправлена, все же брешь, открытая на некоторое время на фланге Аргонн, кое-как закрылась; эти события не отразились неблагоприятно на моральном состоянии наших войск.
Во второй половине марта и в начале апреля положение оставалось исключительно напряженным на всем фронте наших позиций, на обоих берегах реки, от Авокура на западе до Во на востоке. Продвигая вперед свои 20 ударных дивизий, - иногда одновременно, иногда постепенно одну за другой, противник пытался прорвать наши позиции, чтобы покончить с ними. Кронпринц располагал для этой цели двумя атакующими группами, которыми он не переставал усиленно действовать: на западном фронте - ген. фон-Гальвиц и на восточном - ген. фон-Мудра. Странным кажется, почему фон-Мудра был использован неверно, ведь, это тот генерал, который на Западном фронте всегда провозглашал наступление и который лучше, чем другие, знал преимущества обстановки между р. Маас и Аргоннами. Я часто спрашивал себя об этом. Быть может, именно этому было обязано наше спасение, ибо подобная организация командования не принесла результатов, которых от нее ожидали. Ген. фон-Мудра должен был нормально оставаться на левом берегу реки, чтобы использовать там свое отличное знание местности, где он безусловно использовал бы наши неудачи 20 марта у леса Маланкур и, быть может, смог бы подвергнуть серьезной опасности наше сопротивление на высоте 304.
Ставка главнокомандующего не видела всех наших трудностей. Ей казалось, что борьба приняла затяжной характер и что наши ответные действия запаздывали. Я доложил 9 апреля о выпрямлении одной из наших позиций к югу от Бетинкур; это был опорный пункт, являвшийся до тех пор совершенно бесполезным выступом впереди всей нашей "позиции сопротивления", - и вскоре получил приказ восстановить "Status quo ante" (прежнее положение) путем смелого и мощного наступления, которое следовало выполнить в наикратчайший срок"... Я ответил 9-го следующей телеграммой:
"Положение на левом берегу неплохое. Надеюсь добиться полной остановки противника. Но выбор позиции имеет очень большое значение. Я прошу поэтому, чтобы мне было оказано доверие и чтобы не обращалось внимания на некоторые преднамеренные частичные отступления".
Ген. Жоффр не допускал ни малейших недоразумений между ним и кем-либо из командующих армиями. Он сейчас же прибыл в Суйи, и я откровенно изложил ему исключительное напряжение в ходе операций, начиная с 6 марта. К тому же испытание приближалось уже к концу, и главнокомандующий при своем прибытии познакомился с моим приказом от 10 апреля, в котором в первый раз после принятия командования я говорил о настоящих успехах и возможностях ближайшей победы:
"9 апреля - славный день для наших войск. Неистовые атаки солдат кронпринца были всюду отбиты. Пехотинцы, артиллеристы, саперы и летчики 2-й армии состязались в героизме. Слава всем. Немцы безусловно будут еще наступать. Пусть каждый работает и стремится к тем же успехам, что и вчера. Смелее! Мы их заберем".
Я доложил главнокомандующему о новой реорганизации фронта. На западе старая группа Базелера разделилась теперь на три: группу Альби со штабом 13-го корпуса, группу Бальфурье со штабом 20-го корпуса (едва восстановленного) и группу Бертело со штабом 32-го корпуса. На востоке северный фронт удерживали две группы: группа Дэкуэн со штабом 12-го корпуса и группа Никель со штабом 3-го корпуса. Два штаба армейских корпусов (7-го и 21-го) оставались в моем распоряжении вместе с четырьмя изнуренными дивизиями, мало пригодными для возвращения на позиции. Судя по большому числу дивизий, числившихся в составе этих корпусов, можно было бы подумать, что мы имели, по крайней мере в некоторые моменты, численное превосходство. Однако, подобное представление отпадает при тщательном рассмотрении обстановки. Действительно, по соглашению со Ставкой главнокомандующего, мы производили быстрые и частые смены, чтобы не позволять соединениям долго оставаться на поле сражения, где они рисковали истощиться как морально, так и численно. Дивизии проходили как бы через "черпалку" (noria{9}), оставляя на Верденском фронте свою долю усталости и крови, затем возвращались в тыл или на более спокойные участки, чтобы там вновь ожить и быть использованными для других целей. Противник, наоборот, мало менял свой боевой состав и ограничивался пополнением людьми и материальной частью своих соединений, оставшихся на месте. При такой системе противник должен был дойти до полного истощения своих кадров, но в начале весны этот предел еще не был им достигнут, и немцы сохраняли, по сравнению с нами, большое превосходство.
Таким образом, мое убеждение, что мы не были еще готовы к большим ответным ударам, оставалось в силе. В соответствии с моими указаниями ген. Нивель методически изучал и подготовлял захват форта Дуомон, ничуть не торопясь и готовый использовать благоприятные обстоятельства. Ген. Жоффр одобрил эту точку зрения, и 11-го, после возвращения в Шантильи, он подтвердил мне об этом по телеграфу:
"Во время инспектирования мною участка ген. Нивеля я констатировал с большим удовлетворением, что ваши указания относительно внедрения наступательного духа принесли свои плоды и что командование участка рассчитывает использовать свои преимущества с одной и с другой стороны Дуомона".
О сроках вмешательства других союзных армий. Продолжение поединка между Францией и Германией
Я ценил полную согласованность взглядов, установленную мной с главнокомандующим в результате моих переговоров с ним, тем более, что я возлагал мало надежд на быстрое вмешательство союзников.