- Не бойся... Я хочу объяснить тебе, что именно ты хотел сделать. И какие это вызвало бы последствия. Хочешь?
ГУЛ мысленно пожал плечами:
- А я могу отказаться?
- Я думал, тебе это будет интересно...
Витя согласился и тут же, непрерывным потоком в его мозг потекли разнообразные сведения. И о сталинских репрессиях, и о расплате за свои поступки, и о ценности любой жизни, и о карме, и об ответственности, и об энергетических законах социального развития, и об эгрегорах, и о внеземных кураторах человечества.
С каждым полученным знанием, Витя все сильнее внутренне съеживался. К нему, наконец, пришло понимание. Понимание и абсурдности своих замыслов о всеобщем равенстве и счастье, и дикости своих собственных методов. В какой-то момент он мысленно закричал:
- Не надо больше! Это же жестоко!
И горько разрыдался.
- А каким жестоким был ты сам? - Услышал ГУЛ мысль москвича. - Подумай...
- Я!.. Я не хочу быть таким! Я хочу быть, как все! Ты когда-нибудь страдал от полного одиночества? Было у тебя такое, что тебя не понимает ни единая тварь во всем свете? Было? - Тело Виктора билось в рыданиях, но мысль работала достаточно четко, чтобы Дарофеев мог улавливать и ее саму, и интонации.
- Так ты хотел всех сделать такими, как ты сам? - Удивился Игорь Сергеевич. - Разве ты не понимал, что это невозможно?
- Я не знаю... Я хотел, чтобы все были счастливы... Но я... Я не могу больше...
Пономарь прочитал в сознании мальчика мысль о самоубийстве и немедленно погрузил паренька в глубокий сон. Действительно, даже взрослый, зрелый человек, узнав о том, какие колоссальные, неисправимые глупости он натворил, подумал бы наложенить на себя руки. Чего же взять с еще не до конца сформировавшегося ребенка?
Целитель представил себя на его месте и ужаснулся. Да, действительно, он поступил с ГУЛом слишком жестоко.
Но, с другой стороны, рано или поздно ему все это надо было объяснить...
В общей сложности, штурмовики потеряли всего двух человек. Самого первого мафиози, которому в голову попал чугунок, и фээсбэшника, прошитого очередью из милицейского автомата. Все остальные остались живы. Было пятеро с легкими пулевыми ранениями, у двоих сломаны ноги, у четверых - ключицы от попадания на них тяжелых предметов.
Тем, у кого были мелкие увечья, первую помощь оказали в стационаре. Остальных, тех, кто не мог самостоятельно передвигаться, оставили в Хумске лечиться.
Штурмовики ехали назад, в Москву радостные и разочарованные одновременно. Тот светловолосый пацан в блестящем шлеме, который спал на плече своего злейшего врага - Дарофеева, никак не ассоциировался со страшным всемогущим ГУЛом.
Сам же Игорь Сергеевич пытался разобраться в своих чувствах. Да, мальчишка причинил ему, да и не только ему, массу хлопот, множеству людей его безрассудные эксперименты стоили жизни, но ведь сказано в Святом Писании: "Прощайте врагов ваших." А Пономарь, как только узнал, что ГУЛовские программы перестали функционировать, уже был готов простить несчастного гения от биоэнергетики Витю Матюшина.
Ему бы с самого начала попасть в хорошие руки, а не вариться в собственном соку в клинике, где над тобой ставят всякие эксперименты. Естественно, что будучи слепоглухо-немым, но одновременно все прекрасно видя и слыша, только не говоря, Витя испытывал страшный комплекс неполноценности, который и деформировал его талант в черную сторону.
"Может, - подумал целитель, - еще не все потеряно? Кундалини у малыша на месте... Безоговорочно черным он пока не стал. Так, может, еще не поздно?"
Потом пришла мысль об усыновлении, за ней - о том, сколько же придется потратить усилий, чтоб ликвидировать все свои программы, но Пономарь только улыбнулся им. Он все сделает правильно. А если и ошибется, то вовремя исправит. Разве не так?