Выбрать главу

Сейчас уже не имеет значения, какой ущерб был нанесен моему мозгу. Самое важное то, что шло в фарватере. Этот недуг сделал меня равнодушным к мебели красного дерева, когда у меня появилась возможность ее приобрести. Этот недуг позволил мне подняться на ту ступень, находясь на которой я могу отличить Сезанна от простой мазни. Этот недуг дал мне способность и мужество разглядеть жалкий снобизм Эрлинга из Рьюкана. Необратимая мозговая травма открыла мне глаза на добрую землю и небо над ней. Она заставила меня использовать мои резервы, указала дорогу из Царства Мертвых. Путь был долгий, но вот я сижу перед тобой и не жалею ни о чем, что мне пришлось пережить, решительно ни о чем. Всего, что мне хотелось, я так и не достиг, но это тоже хорошо, это дает мне своеобразную вечную молодость, способность однажды вновь испытать удивление.

Вспомни Сваберга. Он оказался в чужой власти. Не врачей, которых он с ужасом представлял себе совокупляющимися с его женой. И не жены. И не армии ее воображаемых любовников, заполонивших его бедный мозг. Он оказался во власти Оборотня. В какую-то минуту, которую нельзя было предвидеть, он не сумел удержаться за гриву лошади и…

Я заблудился в дремучем лесу,

Выросшем над каменистой рекой,

Троллева дочь меня завлекла,

Я не нашел дороги домой.

Однажды он поддался ревности, и она опалила его так, что он увидел Оборотня, но не посмел опознать его. Он стал долбить зубилом по своему сознанию, пока не расщепил его. Теперь он сидит в сумасшедшем доме и несет чушь. Мечта бедного Сваберга о счастье и покое подавлена, ее сменил отвратительный бред. Сваберг боится увидеть светлый луч, который однажды уже видел. Он во власти Оборотня.

Отец и сын

30 ноября вечером Ян долго сидел над своими счетами. Около полуночи ему захотелось пить, и он пошел на кухню. Плеснул в стакан немного соку и разбавил его водой. Сидя на кухне, Ян маленькими глотками пил сок, глаза его скользили по знакомым предметам. Вид сверкающей чистотой кухни всегда доставлял ему удовольствие, но особенно радовал его по ночам, когда на кухне никого не было. Ему даже представлялось название статьи вроде «От очага к электрической плите». Он вспомнил, как носили воду в его детстве, тогда кухня не так сверкала, как теперь. Он и сам носил воду в ведрах на коромысле, тысячи ведер воды. Каждое лето колодец пересыхал и воду возили издалека. Иногда воду приходилось возить и в другие времена года. Потом проложили трубы и воду качали ручным насосом, который постоянно ломался. Отец Яна ворчал на это нововведение, потом ему надоело ворчать, и он стал откровенно злорадствовать, когда насос бастовал. А что я вам говорил? У старика еще сохранился предрассудок, что ношение воды и топка печей не должны быть легким делом. Правда, он не говорил, что таков, мол, порядок, установленный Господом Богом, и менять его людям негоже, но думал примерно так. Тащить этот воз приходилось женщинам и детям. Ян сидел и думал, что у людей осталось еще много косных привычек, которых они придерживаются только потому, что так было принято раньше, и он, каждый сочельник читавший Евангелие так же, как читали его отец и дед, удивлялся, что люди до сих пор не опомнились и не покончили со своим брюзжащим Богом. Наверное, на свете нет ни одного народа, кроме норвежцев, который бы так слепо следовал катехизису. Зато есть такие, которые покинули устремленные в небо соборы религии и переместились в ее клоаки. Теперь крестьянин пахал на тракторе, а в голове у него шевелились мысли времен деревянного плуга, усвоенные им когда-то, и Ревекка все еще носила воду из колодца… пока наконец не взбунтовалась против своей половины.

Бунт Яна против отца внешне прошел спокойно и безболезненно. Никто, кроме самого Яна, и не подозревал о разыгравшейся буре. Однажды в 1937 году Ян положил отцу на стол отчет за десять прошедших лет, скрупулезно составленный на основании записей, счетов и распоряжений отца за эти годы и других документов. Он сам указал отцу на недостатки, отмеченные в этом отчете, и объяснил их упадком, в который пришла усадьба. Очень осторожно он доказал отцу, что еще десять лет Венхауг не протянет.