В-третьих, придется сварить еще. Иначе с Виктора станется заявиться в деревню лично – или послать кого-то из стаи. Даже не знаю что хуже – Виктор хотя бы может себя контролировать в любых ипостасях, а вот за его щенков я ручаться не могу.
И в-четвертых, провались оно все пропадом! Что я скажу Леше? А Гришке лучше вовсе не знать – спокойнее будет.
Ни одна из этих мыслей не была спокойной и сон у меня пропал напрочь, поэтому в четвертом часу утра я уже сновала по дому, выливая полные ведра воды с чердака, перебирая сохранившиеся травы и прикидывая, сколько мне еще понадобится. Во мне теплилась слабая надежда, что если дать Виктору то, что он хочет, то меня на время оставят в покое. Периодически готовить для стаи микстуры – на это я способна. Пусть долг это не сильно уменьшит, но хотя бы они не будут требовать другого.
День – серый, промозглый и тревожный – я провела в работе. Несколько заготовок опустошили банку с барсучьим жиром – последнюю, между прочим. Ближе к зиме нужно будет пополнить запасы. К вечеру я уже почти закончила основы, через пару недель можно будет отдать Нике. Нервничая, еще раз пересмотрела запас готовых сборов – уже на предмет полезности в лечении оборотней. С точки зрения физиологии мы почти как люди, однако некоторые особенности делают человеческие лекарства не эффективными – быстрый метаболизм, повышенная температура тела, все это заставляло менять рецептуру. Главное, потом не перепутать и не дать эту убойную смесь человеку…
Дождь не стихал и даже будто усилился следующей ночью, поэтому равноденствие пришлось на погоду исключительно мерзкую. К вечеру двадцать второго еще больше похолодало и потому выбиралась на поляну я с некоторым чувством обреченности: обряд провести нужно, без него связь с животной ипостасью ослабнет, но вот хлюпать по раскисшим осенним листьям, сунув озябшие руки в карманы… Не то, чего мне хотелось.
Впрочем, выбора не было. Я собрала в сумку все необходимое и около шести часов вышла на улицу. В равноденствии главное – поймать момент. День переходит в ночь, солнце последний раз мигнет на горизонте… Ага.
Шмыгая замерзшим носом, я поставила на мокрую землю керосиновый фонарь, рядом аккуратно положила несколько железных гвоздей. В воде недостатка не было – она и так беспрерывно лилась с неба, словно решила разом вылить все, накопленное за лето. В холодном сумраке огонек лампы трепетал и норовил погаснуть, а когда я стянула одежду и ступила голыми ногами на землю, пальцы тут же утонули в каше из перепрелых листьев, травы и хвои. Зубы невольно мелко застучали – холодно, зараза. Я даже зимой так не мерзла, там мороз скорее обжигал, а здесь выхолаживал до костей. Да и на счет солнца тоже большой вопрос – за низкими тучами темнота наступила очень быстро, гораздо раньше положенного, а за деревьями и вовсе не угадаешь. Поэтому я старательно вслушивалась в собственные ощущения. Опустившись на колени, коснулась пальцами одной руки железный гвоздей, отозвавшихся солоноватым привкусом во рту, а другой коснулась теплого, нагретого стекла лампы. По свисавшим сосульками волосам стекала вода, капли барабанили по голым лопаткам, но я закрыла глаза и прислушалась. Иногда то, что мы видим, может нас запутать. Глаза лгут. Нюх не подводит.
Перекинуться было легко – я ощутила легкий толчок природной силы и уже в следующую секунду переступала лапами по поляне, слегка ошалевшая от этой легкости. Ни боли. Ни секундного ужаса, который обычно сопровождал превращение – просто усилие воли, небольшая помощь свыше. Всегда бы так!
Грех было не воспользоваться возможностью – легко и стремительно я набрала скорость, бесшумно передвигаясь по затихшему лесу. Шелест моих шагов скрывался за шумом дождя, по той же причине можно было не опасаться запоздалых грибников или охотников, да к тому же рыскала я по своей половине деревни.
Может быть, именно поэтому я так спокойно выскочила на заросшую дорогу в ельнике – прямиком на одинокую фигуру в черном балахоне.
Секунду ничего не происходило: я, ошалело упав на хвост, таращилась на отца Пантелеймона, похожего в темноте на мокрое пугало, он – замер, глядя на меня с вытаращенными от ужаса глазами.
Но в следующий миг все завертелось очень быстро – грянул басовитый рев и мне прилетело по носу тростью:
- Изыди, бестия!
От неожиданности я даже не цапнула его – взвизгнув, шарахнулась в сторону, ломанулась сквозь кусты и остановилась только спустя пару минут. Вокруг шелестел молоденький березняк пополам с осинником. Священник за мной не последовал (надо бы вернуться, убедиться, что он не схватил от нашей встречи инфаркт, но, боюсь, если после всего он столкнется еще и с голой мной, сердечный приступ ему точно обеспечен).