Заниматься этим приходилось урывками: днем потянулась цепочка страждущих сельчан: сельскохозяйственные работы подходили к концу и можно было позволить себе полежать на печи, завывая: «В гробу я видел в белых тапочках эти тыквы! Больше никогда… Никогда их садить не буду! И картошки тоже вдвое меньше посадим, зачем нам столько?!».
В общем, прострелы, прихваты, язвы и прочие шалости уставшего организма заставили деревенских вспомнить о карманной ведьме.
Я поставила Машку собирать из уже готовых ингредиентов сборы (девица как конвейер, еще бы не отвлекалась на болтовню), а сама занялась «клиентами».
Ночи проводила у участкового. Только занималась не совсем тем, на что рассчитывала.
- Вот ты когда этого, прости Господи, Бугая в дом тащил, ты на что рассчитывал? Что он внезапно прозреет? – ворчала я во втором часу ночи, обильно смазывая мазью слепые бельма глаз. Затем настал через кормежки – в проткнутую латексную перчатку я наливала молоко и, надев ее на руку, кормила убогого. И все это под жалобный скулеж и беспомощные попытки встать на лапы. Участкового тварюшка вообще ни во что не ставила, словно его и не было, зато ко мне жалась, непонятно почему. Мои попытки вернуть щенку зрение не увенчались успехом и я старалась хотя бы снять воспаление, но уже прикидывала, как потактичнее сказать Лешке, что его зверюшка – совсем не жилец.
К сожалению, понятия о милосердии у нас были разные. У меня оборотничье, а у него человеческое.
Метаясь между нуждами человеческими и собачьими я пыталась придумать способ избавиться от Кирилла и от стаи Виктора в принципе, потому что вариант с «найдем рубины и пусть катятся к чертям» мне совсем не нравился. Лучше всего думалось, когда я вставала ночами кормить щенка, но и там меня умудрялись отвлечь.
Когда за окном, в чернильной темноте осенней ночи, мелькнуло что-то светлое, я едва не подпрыгнула на месте. Щенок взвизгнул, заворчал, но я решительно вернула его обратно в коробку и щёлкнула выключателем. В своем доме я бы чужака учуяла еще от дороги, здесь же – среди гула работающего электричества и собачьей вони, приходилось ориентироваться только на зрение. Которое при включенном свете изрядно подводило.
Едва свет потух, я выбралась в участок и замерла, прислушиваясь.
В дверь осторожно, тихонько поскреблись. Вряд ли ночной визитер рассчитывал этим слабым звуком разбудить участкового, скорее уж точно знал, что будить его не надо. Поэтому я открыла дверь и мрачно поинтересовалась:
- Чего тебе ночами не спится?
- Ты не поверишь! – выдохнул Гришка, вламываясь внутрь, как кабан.
От него пахло пеплом, потом, сердце билось часто-часто, выбрасывая в воздух запах восторга и немного – страха. Выглядел он тоже при этом весьма… Странно. Ватная армейская телогрейка поверх куртки, высокие резиновые сапоги все мокрые, в ошметках сухой травы и хвои.
- Я видел… - с шумом втянув в себя воздух, он благоговейно выдохнул: - Привидение!
Приехали.
Я присмотрелась к нему повнимательнее, ища признаки безумия.
- Ты себя хорошо чувствуешь?
- Я серьезно! – возмутился Гришка. И тут же потребовал: - Одевайся, я все покажу!
Ох.
Тихонько проскользнув в дом, я сняла с крючка куртку и сунула ноги в сапоги. Они принадлежали участковому, но я рассчитывала вернуться до того, как он проснется, так что…
Уже несколько дней моросил дождь. Иногда он сменялся мокрым снегом, землю подмораживало, так что вода стояла во всех доступных для этого ложбинах. Тучи плотно закрывали небо, так что идти приходилось практически на ощупь – даже оборотню – и я быстро поняла, почему Гришка оделся так странно – куртку мою продувало насквозь, а без резиновых сапог я уже через две минуты хлюпала бы мокрыми носками.
- Куда мы идем?
- Узнаешь, - отмахнулся друг.
Зевнув, я сунула руки в карманы и потопала за ним. Мы прошли через мост и двинулись дальше по дороге, которая вскоре превратилась в чавкающую грязную колею меж высоких – в мой рост – шелестящих стеблей сухой травы и не убранного подсолнечника. Именно здесь я в свое время учуяла чужака и теперь начинала подозревать, что зря этим не обеспокоилась сильнее.
Минут через пятнадцать, обогнув лесок и вымокнув до нитки, я увидела на холме впереди что-то темное. Естественный, природный рельеф никогда не выглядит таким монолитным и угловатым, поэтому скорее всего когда-то здесь были человеческие постройки. Коровник, может быть…
- Призрак доярки? – язвительно поинтересовалась я. – Действительно, очень важное событие.