К обеду от Ники пришла столь же лаконичная смс, что она уехала в город с Виктором, отчего я испытала досаду в смеси с облегчением и даже почти простила сестрицу за ее финт ушами. Оборотнем меньше – особенно таким – кобыле легче. Может, он, наконец, понял, что все поиски рубинов тщетны и уберется отсюда насовсем?
На волне воодушевления от этих приятных мыслей я наведалась к голове – они как раз истопили баню – и провела вечер в расспросах об источнике. Про тот, что ближе к нам, правда, умолчала, соблюдая договор со священником.
- Та было когда-то, - почесал маковку Никита Алексеевич. – Но это не при мне. Я тогда малой был, а войну, помню, немцы сюда шастали, лечились, значится. Раны у них тут, вишь ты, быстрее зарастали. Но потом вода ушла – они и пропали, вместе с бабкой твоей, кстати.
Эту часть истории я уже знала, хоть и несколько с другой стороны.
- Так я не понял, - от волнения Гришка даже перестал лузгать семечки – шелуха повисла на подбородке. Как его Даша терпит? – У нас тут воды открылись, а я только сейчас об этом узнаю?
- Ну, положим, колосовские мне об этом еще месяц назад рассказали, - пожал плечами голова. Только толку все равно не будет. Вода как пришла – так и уйдет, кто захочет в нее деньги вкладывать? А если скважину бурить, так тем более – где деньги брать? И от города далековато, дорогу нужно нормальную…
Я украдкой показала собиравшемуся возразить Гришке кулак и он ограничился недовольным пыхтением.
- Но экспертизу воды нам ведь сделать ничего не мешает?
- Да ради бога, - развел руками голова. – Если сумеете кого сюда заманить. Зима на носу, как бы вашим экспертам тут до весны не остаться. Помнишь, как в прошлом году было?
- Ну, хоть сами накупаемся, - подвела я итог разговору и отправилась к участковому. Он всего пару часов как вернулся из Колосовки, где разнимал очередную пьяную драку, и за решеткой теперь лежало двое. Оглушительный храп доносился даже из-за закрытых дверей. Я старательно их обнюхала, но ничего подозрительного, кроме ударной дозы алкоголя, не нашла.
- Завтра выпущу дураков, - пообещал Леша, пока я обрабатывала длинную царапину на его руке. – Хоть ты вытрезвитель в Колосовке открывай. Узнаю, кто там самогон гонит – посажу.
- В деревне, самогон? – скептично хмыкнула я, метко забросив испачканную в его крови салфетку, которую участковый прилепил на рану вместо бинта. Мужчины… - Хочешь, я понюхаю?
- А ты можешь? – оживился он.
- Могу, - меланхолично согласилась я, усаживаясь ему на колени и смачно целуя в губы. От участкового терпко пахло кровью и потом, а еще – чем-то родным и близким. Да, я скучала. – Но сажать придется каждого второго.
- А нельзя, как с Гришкой?
- Нет уж, - открестилась. – Я зареклась.
- Ладно, черт с ними, с колосовскими, - не стал спорить он и встал, подхватив меня под ягодицы. – Ты подумала над нашим вопросом?
- Ммм? – мне было жарко и томно и мысли в голове ворочались, как придавленные улитки. Какие еще вопросы?
- Новый дом, - прошептали мне на ухо, выбивая к черту всю романтику.
Но настроения спорить не было, поэтому я только промычала что-то согласное в надежде, что все так на словах и останется.
Зря.
Наутро вспомнила, что так и не поговорила с Лешкой об источнике и выскочила к нему уже когда уазик со вчерашними дебоширами выезжал на дорогу. Ладно, зайдем с другой стороны.
Судя по открытой двери в фельдшерский пункт, Глаша была на месте, а кто лучше понимает пользу водолечения, если не врач?
Но женщина меня удивила, отмахиваясь, как от прокаженной.
- Окстись, деточка! – выдохнув длинную струю табачного дыма, тут же унесенную ветром, она зябко запахнула накинутую поверх медицинского халата куртку. Да, не май месяц. – Да ни одна бабка туда и носа не покажет! Говорят, там во время войны, когда немцы стояли, целый полк сгинул. Ушли купаться – и нет больше иродов, только форменные фуражки по воде плавают.
- Глупости какие, - проворчала я, держась с наветренной стороны.
День был ясный, но холодный, ветер гонял по дороге сухие листья, а по небу – ошметки сизых, тяжелых туч. Где-то уже снег прошел.
- Это же не болото, засосать не может.
- Может, и глупости, - пожала плечами фельдшер. – А только мать моя, пока жива была, на тот берег и заходить боялась. При мне-то воды уже не было, а то, что она нынче появилась, скажу тебе, не к добру. Как бы войны не случилось…
Тьфу! Темный народ. Суеверный.
Пользуясь удобной, сухой и морозной погодой, а также затишьем во всей этой оборотничьей истории, я решила обновить запасы корня аира и осота, а заодно уж насобирать в приречных лесах облепихи. Участковый обещался приехать к вечеру, а значит, временем стоило распорядиться по умному. Не за горами очередной сезон простуд, а я к нему категорически не готова.