Поэтому я распихала по карманам куртки пару мешков, лопатку, которой в обычное время полола сорняки в огороде, и неспешно двинулась ниже по течению, где еще раньше заметила заросли облепихи.
- Теть Лись, теть Лис!
Я уже почти успела нырнуть в затрещавшие кусты на краю хутора, когда меня настигла Машка.
- Теть Лис, а чего это вы… с мешком? – таинственно сверкая глазами из-под растрепавшейся и отросшей челки, заговорическим шепотом спросила девица. И тут же выдала: - На кладбище?
Я даже воздухом поперхнулась:
- Почему на кладбище?
- Ну, кости выкапывать, - невозмутимо пояснила девица, тут же сунув нос в мешок. – Для ритуалов ведьмовских.
- Тьфу… Маня… - тяжко вздохнув и пообещав себе быть терпеливой, я подавила соблазн запихнуть девчонку в мешок и в таком виде доставить бабке. – Я его с собой ношу для особо любопытных девиц со слишком длинными косами.
Машка захихикала.
- Я за облепихой иду.
- А я с вами, с вами! Я умею собирать! – запрыгала она.
Почему бы и нет? Ради девчонки пришлось несколько изменить траекторию и пойти кружным путем, но я в кои то веки могла никуда не торопиться и просто наслаждалась прогулкой. Ветер был холодным и сильным, сухие стебли костра и камышей шелестели под его напором, ходили волнами, с берез срывало последние листья. Поля стояли черные от воронья, которое всей стаей с карканьем то и дело срывалось в темно-синее небо; солнце почти не грело, зато светило так, словно надеялось за остаток осени отыграться на всю зиму вперед.
Зима близко.
До обеда мы обобрали кусты вдоль берега и спустились к самой реке – я вручила Мане лопатку с приказом наковырять мне корневищ аира. К холодам уровень реки сильно упал, и она текла густая, черная, тихо несла на себе зарождающиеся льдинки.
Может, поэтому я не сразу ее и заметила. Взгляд не цеплялся за измазанные в грязи руки, не остановился на похожих на водоросли волосах и только когда из-за очередной тучки вышло ледяное ноябрьское солнце в мешанине гнилых сучьев-плавунцов и засохшего осота блеснуло бирюзово-стальным.
Еще не разглядев в точности, на что наткнулась, я заинтересованно подалась вперед, ковырнула землю носком резинового сапога и тут же с невольно вырвавшимся воплем-рыком отпрыгнула назад, едва не навернувшись о мешок с облепихой.
- Что, что такое?! – перепугалась Машка, бросая и корни и лопатку.
- Крыса! – ляпнула я первое, что пришло в голову. – Здоровая, в камышах сидит!
- Где?! – вместо ожидаемого испуга, Машка с непосредственностью ребенка тут же сунулась посмотреть.
Пришлось поспешно заступать ей дорогу:
- Да убежала уже, Мань. Ты вот что, сбегай ко мне домой, принеси еще мешок, а то не хочется в облепиху корни складывать. Иди, иди детка. А я тут пока… Покараулю…
Когда даже оборотничий слух перестал различать звук ее шагов, я заметалась по берегу, как пресловутая вспугнутая крыса: на самой границе воды и суши, наполовину вмерзшая в грязь, лежала русалка. То есть, когда-то она явно ей была, но сейчас об этом напоминали только тускло блестевшие на солнце чешуйки облезлого рыбьего хвоста. Все остальное раздулось, посинело и активно разлагалось как у обычного утопленника. Как-то сразу становилось ясно, что она и до этого была не особо живой.
Больше всего мне хотелось бросить ее прямо здесь – глядишь, за зиму от нечисти мало что останется, а остатки смоет весенним половодьем. Но… а вдруг не смоет? А вдруг с моим везением ее кто-нибудь найдет?!
Да и… От чего могло умереть и так не живое по определению существо?
Не нравится мне это. Совсем не нравится.
Нужно либо хорошенько спрятать труп, либо…
Зарычав и помянув недобрым словом всю нечисть скопом, я вытащила из кармана куртки второй мешок. Итак. С какого конца начинать?
В следующие пятнадцать минут я отчетливо вспомнила, как в прошлую субботу пыталась запихнуть одеяло в пододеяльник. Русалка, конечно, замерзла, но не настолько, чтобы не пахнуть и как только я сдвинула ее с места, на всю округу завоняло протухшей рыбой. Ругаясь и зажимая нос, я бегала вокруг нее, с трудом проталкивая в мешок сначала хвост, а затем уже и все остальное. Бросить все это не давала только мысль о Машке. Нельзя же позволить ей увидеть… такое. К вечеру об этом будет знать вся округа!
Еле успела. Мешки я брала надежные, большие – в каких обычно картошку в погребе хранила, туда бы и обычный человек влез, не говоря уже о полурыбе, но запах все равно никуда не делся и мысль о жареных карасях теперь вызывала у меня отчетливую тошноту.