С нечистью, конечно, сложно разговаривать: понятия о времени у них своеобразные, те, что постарше, так и вовсе «потерялись», люди для них все на одно лицо и выделяют они кого-то редко. Вот бабку мою, видимо, запомнили, знать бы еще почему? А мое имя вряд ли даже знают. К сожалению, даже при хорошем раскладе поговорить с ними по-человечески вряд ли получится: за столько лет (веков?) существования нечисть обрастает огромным количеством клятв, обетов и законов. Видят они многое, помнят еще больше, только вот рассказать не могут. По всем вышеупомянутым причинам.
А вообще, не нравится мне все это. Не только труп – хотя он и стал вишенкой на торте. Такое ощущение, будто вокруг меня что-то происходит, но я все время оказываюсь в стороне. И при чем здесь моя несчастная бабка? Слишком часто о ней в последнее время вспоминают, а вот я практически ничего не знаю. То есть, в моей копилке есть только краткая биография, догадки об оборотничьей сущности да печальная кончина. Даже тела и того не нашли – чьи-то кости в гробу лежат, но ее ли?
И расспросить некого – прожила она довольно долго по человеческим меркам, все, кто хорошо ее знал, давно, наверное, померли. Деда только того, с кладбища найти? Но насколько я поняла, он тоже с Лидией Петровной не слишком общался. Все ее сторонились, но не могла же она совсем ни с кем не сойтись?!
- И на том свете ей покоя нет, - когда я поделилась беспокойством с участковым, он только головой покачал. – Алиса, ну как я могу утверждать, что в гробу именно она? Кости были. Лиль Петровна пропала. Причина смерти: съели волки. Все, точка. Я же не знал, что через полгода заявишься ты и устроишь тут такой переполох. А поговорить о ней можно было с предыдущим лесничим – тем, что до Стаса был. Они вроде как дружили. По крайней мере, он всегда к ней заходил, когда в деревне бывал. Домик ремонтировал, когда нужно, да и просто так… Она его одного не прогоняла. И к Стасу поначалу присматривалась, но отношения у них не заладились.
- И куда он делся, ваш лесничий? – уже ожидая какой-нибудь пакости, спросила я, пытаясь сесть так, чтобы свет от лампы падал на щенка. Промывать ему глаза отварами трав было делом неблагодарным, но мне хотелось верить, что это хоть немного, но помогало. По крайней мере щенок мужественно все терпел и даже перестал делать лужи мне на штаны. Достижение! Тьфу…
Участковый за всем этим действом наблюдал с умилением: еще бы, я больше всех ворчала, что он притащил эту пакость, а вот теперь вожусь. Глаза промываю, на улицу вытаскиваю, даже гавкаю, простигосподи, периодически: чтоб он хоть немного на собаку стал похож.
Делала я это не из большой любви, а просто потому, что оставить несчастную тварюшку мучиться в одиночестве не позволяла совесть. Пусть нормальной собаки из него и не получится, но хоть постоять за себя сможет. Наверное. Пока единственным результатом было то, что при моем появлении он начинал тонко повизгивать и ползти на звук шагов, при этом тыкаясь во все препятствия, какие возможно.
- Да никуда, - пожал плечами Леша. – На пенсию вышел, сказал, сил больше работать не хватает. Он в город уехал, к дочери. По крайней мере, мне так Стас говорил… Думаешь, врал? Бабка твоя тогда сильно расстроилась: говорила, что он даже попрощаться не зашел.
В моем многозначительном молчании лицо участкового помрачнело:
- Надо бы проверить. Вот что, завтра в Осинкино, заедем в лесничество. Я адрес узнаю. Навестим дедулю, если он, конечно, жив. Не нравится мне все это. Да оставь ты уже Бугая впокое!
- Нашел Бугая… - проворчала я, поднимаясь с колен. Псинка, повизгивая, поползла следом, вызывая во мне смешанные чувства: брезгливость пополам с жалостью. – Верным будет. А глаза я ему вылечу… Тьфу на тебя, тварюшка, выздоравливай.
- Верный так Верный, - не стал спорить Лешка, наливая чай в мою кружку. Я уселась за стол, мельком глянув за окно, но в доме горел свет, а на улице было темно, так что увидеть что-то не вышло. – Не знаешь, кто к Гришке приезжал недавно? Машина не наша. Ленд-крузер – наши на таких не ездят.
- Не знаю, - рассеянно отозвалась я, пытаясь собрать в кучу мысли. История прабабки не давала мне покоя. – А ты ее хорошо знал? Лидию Петровну, в смысле.
- Это вряд ли, - усмехнулся он. – Жаловались на нее много, вот как на тебя поначалу, все ведьмой называли. Иногда и лечились у нее, правда, только она не спешила народ привечать. Может, за это и не любили. Деревенские, сама знаешь, чужие тайны страсть как любят, а что не поймут так придумают. Ну и кто войну помнил, понятное дело, немкой ее называл, те так даже и не здоровались. Только она не слишком расстраивалась.