Нет. Однозначно – нет. Я обойдусь без этого знания.
***
Ника заявилась вечером перед венчанием, когда я уже извелась сама и едва не прибила Гришку, который маялся от внезапных приступов тревоги: а может, не надо? Может, я лучше так холостым и останусь? А может… Пришлось на него участкового натравить – как самого сознательного.
При виде сестрицы, припарковавшей свой новенький ниссан у самого моста, я слегка опешила:
- Это что?
- Реквизит, - скромно сообщила сестрица, волоча за собой огромный чемодан на колесиках (что не сильно помогало в условиях хронически отсутствовавшего асфальта). – Надо же из тебя перед свадьбой хоть что-нибудь приличное вылепить…
- Если меня начнет корчить от ладана, понадобится саван, а не платье, - ворчливо высказалась я, но чемодан забрала. Он оказался неожиданно тяжелым. Пока мы двигались в сторону дома, Ника рассказывала мне последние новости:
- В эфире пока все тихо, но адвокаты твоего упыря-полюбовника уже дважды ко мне заявлялись.
- Деньги предлагали? – поморщившись на ее метком определении Стаса, я впустила Нику в дом. Когда в начале августа состоялся суд, никто из нас и подумать не мог, что будут какие-то проблемы. Чистосердечное признание получено – что еще нужно? Как оказалось – нужно. Прокурор трижды вызывал нас на дачу показаний, Алексея Михайловича загоняли с отчетами, а нанятые Стасом адвокаты вцепились клещами: признание получено под давлением и действительным считаться не может, клиент передумал, его оболгали и прочее и прочее. И рефреном: а доказательства где?
С этим было сложнее. Рубинов так и не нашли, от «собачки» остались только кости, а посему суд застопорился: мы в один голос обвиняли эту парочку в похищении и нанесении физического и морального ущерба, но мотив… Выходила странная ситуация: все знали, что они виноваты, но никто не мог доказать.
Следующее заседание было назначено на конец сентября – за это время я надеялась, что следователи выйдут на перекупщиков и те опознают либо Марину, либо Стаса.
В общем, вся эта тишь да благодать в деревне была весьма обманчива. Может, Гришка потому и беспокоился, что все мы сидели на пороховой бочке?
- Где товар? – Прервав мои мысли, Ника полезла в подпол, вещая оттуда, как из могилы: - И деньги предлагали… Вообще, поначалу надавить пытались, да так, что я даже начала подумывать, а не колдуны ли они часом?
- И как? – я легла на пол и, перегнувшись через край, тревожно посмотрела на сестрицу.
- Люди, - авторитетно чмыхнув носом, отмахнулась она, перебирая склянки. – А это у нас что? Да ты мой хороший…
«Хорошим» оказался тонизирующий сбор. Не знаю уж, для каких целей он Нике, но расставаться с ним я не собиралась.
- Поставь на место, - приказала я. – И вылезай. У нас дел невпроворот. С чего вдруг они вообще озаботились адвокатами? Откуда у них деньги?
Разговор этот повторялся уже не раз, так что Ника меня попросту проигнорировала и прямо посреди кухни начала вытряхивать из чемодана свои тряпки, под конец со счастливым возгласом выудив медальон на простом шнурке. Я поймала его, внимательно обнюхала: осина, гладкий кусочек дерева, даже без всяких колдовских знаков. И магией от него пахло только немного – так, фонило остатками.
- Пустышка. Не поможет. И ты знаешь, на меня заклинания не действуют.
- Не спорь с сестрой, - сурово перебила Ника, подхватывая вещи и закрываясь в спальне: - Пойдем, посмотрим на вашу церковь… Может, там и магичить не придется.
Я сильно в этом сомневалась. Отношения с отцом Пантелеймоном у меня были неплохие – насколько они вообще могут быть таковыми между оборотнем и священником. Но церковную площадь я все же обходила стороной, особенно после того, как в храм торжественно перенесли иконы из кладбищенской часовни.
Но разве с Никой поспоришь? Поэтому в последних отблесках заходящего солнца, кровавый диск которого уже скрылся за рваным горизонтом черного леса ведьма и оборотень перешли утопающую в тумане реку и двинулись к церкви.
По причине позднего времени на площади уже никого не было, хотя следы бурной подготовки к свадьбе ощущались и здесь: строительный мусор расчищен и прикрыт брезентом, небеленый фасад украшен белой тюлью с воткнутыми в нее пучками колосьев созревшей пшеницы, на дверях неподкупно висит амбарный замок.
- Зараза, - высказалась Ника, придирчиво осматривая последний. – Железный. Не вскроешь.
- Все гораздо проще, - вздохнула я с безопасного расстояния и махнула рукой, призывая сестрицу следовать за собой.