— Я не снова, я постоянно. Беспрерывно. Я сама ему больше не нужна, заберет ребенка и выкинет.
Дрожь бежит по всем мышцам.
— Оль, мне чуть осталось, я не сплю почти. Я не смогу… Я не выживу… — натужно сиплю, слезы набегают.
Подхватывает под руку, поднять со скамейки. Вырываюсь.
— Поехали домой, ляжешь, отдохнешь.
— Я не хочу.
— Юль…
— Клянусь, если он заберет у меня ребенка, я пойду к охотникам, буду умолять взять меня в их ряды. И найду способ убить его собственными руками.
— Что ты несешь?! С ума сошла? Юля, угомонись, я тебя прошу, — понижает тон почти до шепота. — Охотники давно не те, кем числятся. Иначе бы была постоянная бойня, кровавая резня.
— Поеду на нейтральную… Я так поняла там многое можно.
— Цыц, — шипит на меня. — Выкинь все это из головы. Выкинь, я молю тебя, и прекрати себя накручивать. Думай в первую очередь о ребенке.
— Я о нем и думаю. Еще думаю как я буду, когда он заберет…
— Не заберет. Я сама прямо сегодня к нему поеду. Как раз должен вернуться.
— Его не было в городе? — срывается.
Не хотела вслух озвучивать, я всеми силами прячу свою тоску по нему, даже от самой себя. Последний раз видела его возле больницы из окна. С того дня он больше ниразу не приезжал на квартиру.
— Не было, Эдик говорил с Тимом, что сегодня должен вернуться, я слышала. Пойду и выскажу ему, смотря в высокомерную морду. Сколько можно издеваться… — выдыхает шумно.
Бесконечно долго, не устанет и не надоест.
Про себя, себе доношу. Смирись, понимай, принимай, Юля.
Сидим, любуясь погодой в молчании. Оля изменилась, в том числе внешне. Больше не гламурная дива, не лучший риелтор в городе. Минимум макияжу на лице, волосы аккуратно собраны заколкой, легкое, нежное платье обрамляет фигуру. Словно моложе стала и проще что ли. Нет, далеко не в худшую сторону изменилась, красивая, только не броско, в отличии от того какой всегда была яркой баламуткой. Теперь мягкая, спокойная, домашняя.
Мы часто гуляем вместе по долгу, таскаемся по магазинам. Наверное именно она не дала мне свихнуться. Я не одна в своих кошмарах, мы теперь обе посвященные, можем делиться. Однако не делаем этого.
— Юль, я тебя понимаю, правда понимаю. Мне страшно вместе с тобой. И знаешь, я никогда этого не говорила. Если и говорила, то не помню. Мне жаль, что ты не с Тимом. Жаль до невозможного. Да, он без таблеток говнюк еще тот, но, Юль, он не делал тебе больно.
Никак не реагирую, смотрю вдаль, скольжу взглядом по ухоженной аллее. Делал, разница лишь в том, что признает.
— Думаю он и сейчас тебя любит. Может уже не так, как по-началу. Не знаю, как было бы правильно… Знаешь как у меня душа болит… — поджав губы умолкает.
— Тим не меньшая дрянь, да и я тоже — озвучиваю правду честно признанную. — Тебе плохо с ним?
Упираюсь взглядом в лицо подруги.
— Нет, Юль, мне с ним хорошо, чувствую себя более свободной, чем когда-либо, — с полуслова ловит смысл.
— И в тоже время слишком запертой в четырех стенах, — подвожу итог.
— Да, — сразу соглашается. — Я очень хочу ребенка, от него хочу. Это бы изменило многое. Смотрю на тебя и мне больно. Но я не готова нести такую ответственность. Правда. Я понимаю тебя, и твои мысли и твое состояние, отрицание. Не готова обрекать своего ребенка на подобную жизнь, хоть пусть мне миллион раз говорят, что он родится нормальным. По-факту пятьдесят на пятьдесят, либо человек, либо недооборотный. Что еще хуже. Это все равно, что родить больного ребенка, а потом смотреть всю жизнь, как мучается, бесконечно таскать по врачам, искать путь спасти ему жизнь и продолжить мучения.
Дышать тяжело становится. У меня будет девочка, всегда больше шансов, что нормальная. Теперь бы еще отвоевать ее у монстров всемогущих. Времени очень мало осталось, крупицы убегают. Дата родов на середину июня поставлена.
Оля взглянув на телефон, хмурится.
— Боря куда-то запропастился. Телефон отключен.
— Девушка же появилась. Он не может постоянно с нами нянчиться, — напоминаю.
— Не может, — вторит Оля и поднимается со скамейки. — Пойдем, мы тут на одном месте пол дня просидели. Пора что-то съесть, покормить наследницу Морено.
— Она не Морено.
Оля вскинув бровь, оглядывается на меня.
— Молчанова она. Он убьется, но даст свою фамилию, я уверена.
— Тут согласна. Арис и сам не Морено, хотя причисляется автоматом.
По пути к машине заглянули в кафе, съели по салату. Обе кислые, задумчивые. Олю настоятельно просила оставить затею поговорить с Молчановым. Потому, что я сама это сделаю. Конечно не сказала об этом. Она знает насколько сильно меня при виде него перетряхивает и потом долго не отпускает. Но я пойду, найду его и если надо буду умолять на коленях не забирать ребенка. Готова на любые условия, только пусть даст мне шанс выжить. Готова просить прощения за все, что было, и в чем не виновата. Я на все готова.