Ближе не подхожу. Папы нет, мы с мамой сейчас одни дома.
— Юль, нам надо поговорить, — заявляет.
Мама посмотрела то на одного, то на другого.
— Тим, Юля рассказала, что вы поссорились.
Умеет моя мама в лоб с разлёту. Дочь в обиду не даст, как бы не любила зятя.
— Анна Владимировна, я вам клянусь, это мелочи, мы всё решим. Я люблю Юлю и это самое главное, — взгляд на меня пробирающий мурашками по плечам.
— Ну значит идите и поговорите, — строго говорит мама и уходит в кухню.
Он ко мне направляется, я пячусь задом во двор, чуть не вываливаюсь, подхватывает. Дышать так сложно, страх сковал грудь.
— Руки, руки… — истерично отбиваюсь.
Отпустил и даже отступил.
— Юль, мы по дороге обо всём поговорим. Отвечу на любые вопросы, только поехали домой.
— Не-ет, — мотаю головой, — мой дом здесь, я с тобой больше никуда не поеду, — продолжаю пятиться задом, наступаю в клумбу с георгинами.
В тапочках домашних, по любимым цветам топчусь. Ой, мама грохнет меня, но оборотень наяву страшнее, сейчас не до таких мелочей, как идеальные грядки.
Приближается резко, вздрагиваю.
— Поэтому и не хотел чтобы знала, поэтому и молчал, — на грани с рычанием, глаза мерцают опасно.
Дышать перестаю. Сомнений нет, продолжает моему тупому мозгу доказывать кто есть на самом деле.
— Юль, поверь мне, не причиню вреда. Поехали и правда нет времени.
Душу вопрос в зародыше, печёт спросить о участи Аристарха. Даже представить не могу, что его больше нет. Зябко обхватываю плечи, начинаю соображать, одни с мамой, две слабые женщины против огромного монстра. Боже, что творю, покрываюсь вся мурашками. Мама… Мне не казалось тогда, у него и правда глаза мерцают сталью, становятся, словно более прозрачными, многое было то, чем виделось. И я соглашаюсь, протянутую руку игнорирую, обхожу. Притащила в дом беду, не позволю чтобы пострадали мои родные. Беру ключи свои, телефон, сумку, идём к выходу. Будь что будет, главное подальше отсюда.
— Вы куда? — мама с чайником из кухни.
— Мам, нам правда ехать надо, как доберёмся, позвоню, целуй папу.
Не отговаривает, надеется помиримся, переживает. Но как только выходим за ворота, обдаёт тело жаром, словно кипятком полили. Чёрный БМВ три семёрки ожидает, пячусь назад, упираюсь в Тима. Отскакиваю, Аристарх улыбается скверно так, выбрасывает окурок, запускает двигатель.
Разворачиваюсь обратно бежать, ну нет. Двойной удар не переживу, вся бравада мигом испарилась. Тим понимает моё состояние и хватает за руки, тянет за собой, ору, что есть мочи, брыкаюсь. Истерику слышит вся улица.
— Тим, отпусти Юлю! — мамин возглас, наверное в окно увидела или услышала вопли.
— Мама, вызови полицию! — сорвалась, кричу, остановиться не могу.
— Анна Владимировна, я сейчас всё объясню, — перекрикивает мои вопли.
Отрывает от земли и тащит к машине, запихивает бесцеремонно. И оборачивается к маме. Она ругается, выговаривает, Тим в чём-то убеждает, достаёт телефон и показывает, догадываюсь что. Спокойно объясняет. Долетают обрывки слов.
— Клянусь не изменял, Юля не верит! Вы же знаете, упрямая…
Всё это время сижу забившись в угол позади, кожаная обивка салона холодит и без того замёрзшее тело, одета не по погоде. Украдкой осматриваю гада, цел совершенно. Выбрит, свеженький, витает еле уловимый аромат одеколона. Помню как горчит слегка кожа, если коснуться языком шеи. Тяжело сглотнув морщусь от воспоминаний ужасающих. Ничего не изменилось, хотя… Куртка другая. Всё же не глючило, до сих пор мой разум не смирился с фактом. Ехидно усмехаясь, наблюдает за братом и вдруг оборачивается ко мне.
Разглядывает не скрывая интереса, серьёзный становится. Я знаю как выгляжу. Такой домашней не видел никогда. Волосы чуть ниже плеч всегда уложены были локонами, или хотя бы распущены, сейчас совершенно прямые, собраны в небрежный хвост на макушке. Майка облегающая, трикотажная и простые джинсы прямые. Останавливается глазами на груди без бюста. Словно пальцами прошёлся, соски мигом наливаются, выпирая бесстыдно четко вырисовываются под тонкой тканью. Возвращается к лицу без косметики, губы сейчас сухие и бледные.
— Такая даже больше нравишься и как вкусно пахнешь, когда не пропитана насквозь Тимом. Райскими булочками…
— Печеньками… — пекли с мамой печенье кокосовое к чаю. Папа любит.
Закусываю верхнюю губу.
— Только вот так не делай, иначе я тебя прямо сейчас…
Дергаюсь от него, хотел коснуться коленки.
— Глупенькая, увезу подальше, а вот там я тебя…
— Замолчи, я прошу тебя, — сжимаю виски.