Мария Валентиновна встречает сноху, обнимаются. Наблюдаю из окна на кухне, размешивая чай. Постоянно тянет выпить горячего и желательно с медом. До безумия нравится его запах и вкус, ложку в в кружке растворяю и пару в рот отправляю, прямо из банки. Не реагирую, когда суетливо вбегает девушка из домашнего персонала и собирает поднос к чаю. Если бы сейчас кто-то из мужчин приехал домой, Мария Валентиновна бы лично это делала. Она и готовит сама, такова участь женщин Морено. Морено едят из рук супруги и матери и никак иначе. Боже… Где они этого дерьма набрались…
С другой стороны, есть в этом что-то действительно важное. Можно предположить заложенное с определенной целью предками. Готовить для семьи лично, накормить вкусно своих мужчин. Заботиться о них… Но когда смотришь с моей колокольни, как много во всем фальши. Может я ошибаюсь. Не знаю отношений супругов Морено, если они аналогичны Молчановым, то это ужасно. То что происходило в доме Аристарха и фифы, по отношению ко мне мерзко и по отношению к его жене тем более. Кричал на нее, спал рядом со мной…
Не хочу вспоминать, нет желания ей сочувствовать, сомневаюсь, что он когда-то был другим. Она знала на что шла. А я? Оправдать себя и сказать я не знала. От части да. Не догадывалась совершенно кто мой муж, в чью ладонь вкладываю руку и к чему это приведет. Так же честно скажу — любила Тима. И потом, когда вспыхнуло пламя к Аристарху, не мгновенно ушло. Нюанс в том — то что сжигает оно сильнее, оно крушит разум, сносит преграды, противостоять невозможно ни морально ни физически. Аристарх раз за разом убивал меня морально, а я не могу пересилить желание хотя бы видеть его. Жалобное нытье в душе стоит, болит она у меня не переставая. А как рядом появляется взрываюсь и люблю и ненавижу одновременно. Говорят время лечит. Для этого необходимо от них всех держаться как можно дальше, только не позволяют.
Не заметила в размышлениях горьких, оказывается уже прикончила вкусный напиток, немного теплее стало. Сколько я существо без цели и направления? Долго. Словно я путешественник на легке с одной сумкой и минимальным набором вещей. Они меня затаскали, измотали, опустошили. На кого я стала похожа замученная такая? Персонал в особняке краше меня. Оставляю кружку не мытой, иду исследовать владения, разрешили чувствовать себя как дома. А я нигде кроме кухни и гостевой комнаты не была можно сказать. Если вернуться через пять минут, все поверхности будут идеально чистыми, даже без отпечатков пальцев, кружка будет вымытая стоять на месте. Вышколены быть незаметными и при этом все успевать.
Не задумываясь куда делись мамашка и фифа, поднимаюсь по лестнице. Вдоль дверей шагаю к более светлому помещению в конце. Подозреваю это вторая гостиная с выходом на терассу. Услышав голоса, которые с каждым шагом становятся отчётливее, сбавляю темп, а потом и вовсе останавливаюсь. Присоединяться нет желания, эх, не взглянуть на угодья Морено сверху. Чтож, пройдусь по третьему этажу. Наполовину успеваю развернуться, как слух улавливает слова фифы на повышенных тонах и я торможу, ноги прирастают к полу.
— Он давно игнорит меня, хоть разлягся перед ним на столе и раздвинь ноги, не заметит… Зато я вижу как меняется, стоит ей оказаться в поле зрения. Ее хочет, Арис хочет эту потаскуху грязную…
Дышать перестаю, жизнь во мне замирает от услышанного.
— Выть скоро начну с голодухи.
— Марго, прекрати истерику, ты его законная, а она кто, никто. Поиграется… — спокойным тоном вещает мамашка.
— Законная, и что это меняет?! Притащил в наш дом, почти при ней выдрал меня как последнюю шлюху, после месяцев игнора, чтобы пар спустить, а потом рычал сквозь зубы: сгинь отсюда. Это не мой Арис, не мой! Мама, ты не видела того, что видела я…
— Она замужем за Тимом, он не позволит. А если уж раздвинет ноги, то поиграется Арис и надоест. Тим по итогу одумается, вышвырнет. Очень надеюсь это скоро произойдет. Наберись терпения, успокойся.
— Легко сказать! А каково мне наблюдать! Она не просто игрушка, они как два щенка возле нее. Твои свирепые мальчики как два милых щенка возле нее крутятся и скулят, капая слюной на пол и выпрашивая милости на перегонки.
Звон чашки о блюдце заставляет вздрогнуть.
— Марго, возьми себя с руки! — прикрикивает Мария Валентиновна.
Это истерики не останавливает, ревет навзрыд фифа, аж мурашки по плечам. Себя вспоминаю, сердце заходится в безумном ритме.
— Не могу! С того дня, как притащил эту шалаву к нам в дом, спит там, где она спала, обнявшись с подушкой. А я одна… Арис бросил меня! — воет в голос.