— А где же Глория? — спросил Триммлер.
— Вероятно, все еще в постели, — ответила Трудц. Глория была их девятнадцатилетней дочерью — нежданным добавлением к троим старшим детям.
— За будущее, — произнес Триммлер, Подымая свой стакан и не желая продолжать разговор о дочери, которая вернулась в номер отеля в пять часов утра. Бог знает, на что она была способна.
— За новое будущее, — добавил Кушман.
Все пятеро подняли бокалы и поддержали тост.
— А вы видели последние фотографии рейхстага в Берлине? Вы обратили внимание на его внутренний вид? Там воссоздаются интерьеры, которые существовали до 1933 года.
— Что за фотографии? — спросила Труди.
— Во «Франкфуртер аллгемайне». Сегодняшний выпуск. И они собираются соответственно перестроить купол.
— Какой купол? — спросила Марта, медленно попивая шампанское.
— Разве вы, девушки, ничего не знаете? — пошутил Митцер. — Тот, который венчал рейхстаг. Он был разрушен пожаром, организованным коммунистами. Когда Гитлер перестроил здание, он ликвидировал купол. Весьма заметная деталь. Он покрывал всю крышу.
— Теперь они собираются восстановить его, — сказал Кушман.
— Но здание ведь уже используется. Для правительства, — стала уточнять Труди.
— С этим нет проблем. Сейчас идет строительство вокруг. Это обычная практика. Но какой великолепный центр для представительства страны! Германия, господа, снова становится великой. И ей нужен величественный парламент. — Он поднял бокал. — За новый рейхстаг и за нашу новую Германию. Нам пришлось долго ждать, но наш час наконец близится.
Все чокнулись с Кушманом, звон бокалов разнесся в наступившей после его слов тишине.
— И за Heide. За то, чтобы все получилось, — сказал Митцер.
Речь шла о крупном земельном участке, который он начал разрабатывать в Дрездене.
— Это символ нашего будущего, господа, — подхватил Кушман. — Ободряет, что так много сотрудников Штази присоединяется к нам. — Им, немцам, не надо было объяснять, что словом «Штази» называлось министерство государственной безопасности бывшей Германской Демократической Республики. — Потерянные души. С чувством вины за то, что их обучали делать. — Он поднял бокал. — За них и за другие потерянные души Германии.
— И еще один тост, — вскочил Митцер, когда они выпили. — За единую Германию и за окончание грустных шуток вокруг ГДР.
Все засмеялись и опять чокнулись.
— Мне нужно сказать вам одну вещь. Только одну, — продолжал Митцер, не обращая внимания на легкий гул шутливых протестов. — Как можно удвоить стоимость машины?
— Как? — заинтересовался Кушман.
— Я уже слышала это, — сказала Марта, подмигивая Труди.
— Скажите же нам, как? — кокетливо недоумевала Труди.
— Заполнив до отказа ее бак бензином, — закончил Митцер.
Снова все засмеялись, за исключением Триммлера, который резко поставил бокал на стол, удивив остальных.
— Вам не понравилась моя маленькая шутка, Хайнрих? — заметил, улыбаясь, Митцер.
— Когда же это случится? — спросил Триммлер. — Когда?
Кушман доверительно наклонился вперед:
— Терпение. Скоро.
В это время на тонкой полоске пляжа вблизи отеля «Марганец» показался эбеново-черный сенегальский разносчик. Он шел по направлению к отелю «Карлтон».
Сенегальцы торгуют на пляжах своими изделиями, соломенными и кожаными шляпами, дешевыми солнцезащитными очками, платками, ремнями, кожгалантереей. Торговля с туристами дает хорошие доходы этим некогда гордым воинам. Вызывая неудовольствие некоторых приезжих, сенегальские торговцы в своих племенных одеждах, ярких и цветастых, являются неизменной принадлежностью каннских пляжей.
Но так бывает летом, в разгар сезона. Зимой большинство из них возвращается к себе домой, в Африку.
Разносчик, появившийся на пляже в этот декабрьский день, представлял исключительное зрелище. Его одинокая черная фигура, увешанная разной дребеденью, была видна издалека. Он и одет был достаточно экстравагантно: в зеленой военной куртке поверх черных джинсов. Солнечные очки отличались такой же чернотой, как и его кожа, а на голове у него красовался клетчатый берет. На такой экземпляр трудно не обратить внимания. Две женщины, сидевшие вместе на одном складном стуле у кромки воды, прореагировали соответственно. Когда чернокожий разносчик проходил мимо, одна из них, пышная блондинка, подозвала его, помахав рукой.
Сенегалец помедлил, но все же подошел.
— Покажите, что у вас есть, — попросила женщина по-французски.