— Двадцатилетней давности. Не нынешними.
— Мы же обещали, что…
— У нас нет для этого не только ресурсов, но и потребности. События в Берлине показывают, что все быстро развивается нам на пользу. Мы должны сосредоточить усилия здесь, в фатерланде.
— Остановиться уже невозможно. Дело приобрело инерцию…
— Я оставляю это на ваше усмотрение. Поступайте, как сочтете возможным. И все же остановиться надо.
— Но ведь это работают их деньги! — Митцер пожалел о своих словах, запнулся. Он увидел, что в глазах Фрика блеснула ярость. Он тут же изменил тактику: — Ведь были и несчастные случаи.
— Несчастные случаи?
— Смерти.
— А что вы хотите? Они уже стары.
— Насильственные смерти. Убийства друзей, которые хотели вернуться домой.
— Друзей? Нет. Людей, которые вынуждали нас вернуть их домой, зная, что условия для этого еще не созрели.
Слова Фрика привели Митцера в оцепенение. Он стоял с широко раскрытым ртом, но Краган поспешил объяснить сказанное лидером:
— Это не мы, Гроб, не мы несем за это ответственность.
— Извините. Это был большой удар. Особенно смерть бедняги Вилли.
— Фюрер хотел сказать, что у нас другие приоритеты. У нас своих дел по горло. И нам не нужно дополнительное давление со стороны.
— Сколько же умерло? — спросил Фрик.
— Около двадцати.
— Так много?
Митцер кивнул.
— К сожалению, трое из них были агентами. Двое работали на американцев, а один на КГБ.
— Действительно?
— Боюсь, что истина может оказаться еще трагичнее.
— Оставим эту шушеру, — опять вмешался Краган. — У нас достаточно своих забот, чтобы разбираться с ними. Как говорит фюрер, нам нужно сосредоточиться на более важных вопросах. Вам следует сказать им, чтобы они набрались терпения.
Митцер понял, что ничего поправить уже нельзя.
— Я постараюсь все уладить.
— Разумеется, вы сделаете это, — сказал Фрик. — Но помните, что они умерли вместе с Борманом. Нет никаких призраков, Гроб. Только воспоминания стариков. Меня не интересует прошлое. Помогите мне открыть будущее. Революция предполагает общество крайностей. Оно налицо, так же как и в 1933 году.
Фрик открыл дверь в прихожую и жестом поручил телохранителям проводить Митцера.
— Спасибо, что не пожалели своего времени. Помните, что порядок возникает из хаоса. До свидания, мой давний друг, — попрощался Фрик с Митцером. Он не пожал ему руку, а отдал нацистское приветствие.
И прежде чем Митцер ответил на него, он закрыл дверь, оставив своего гостя с двумя телохранителями, один из которых предложил себя в качестве провожающего.
Разговор закончен.
Никто не пожелал счастливого Нового года.
Был нарушен обет, и Митцер оказывался исполнителем этого печального акта.
Внутри номера Краган наблюдал за молчаливо стоящим у окна Фриком. Нельзя было нарушать течения его мысли. Внезапные перемены в настроении фюрера были хорошо известны окружающим.
— Он никогда не должен обнаружить это, — сказал наконец Фрик. — Он стал бы опасным противником.
— Об этом знают немногие люди.
— А в Каннах? Он не был одним из наших.
— Мы наняли его. Чтобы никто не мог проследить до…
— Я знаю, как было дело. Но я не хочу, чтобы снова использовались какие-то черные ублюдки или вообще иностранцы. Теперь мы будем использовать только наших.
— Но это может подвергнуть нас риску.
— Не думаю. Наши люди лучше всех. Они не станут совершать таких ошибок, как этот черномазый.
— Он запаниковал.
— Именно. Если бы не это, если бы он выполнил данный ему приказ, то мы бы оплакивали не Вилли.
— А если вмешаются ЦРУ и КГБ?..
— Они ничего не обнаружат. По крайней мере, будет слишком поздно.
— Предлагаю воздержаться от дальнейших акций в отношении «Призраков Луцы».
— Не моя это вина. Думаю, не нужно было так настаивать на возвращении. Меньше всего мы хотим… несчастья «Призракам Луцы». Но я не могу жить прошлым. Германия нуждается в том, чтобы мы определили ее будущее.
Штаб-квартира КГБ
Площадь Дзержинского
Москва
— И это все, что удалось спасти? — спросил Алексей Ростов у руководителя архивов, когда оба они вошли в большую комнату, куда перенести с четвертого этажа все оставшиеся материалы.
— Это более половины той информации, которая там складывалась.
Ростов прошел вдоль длинного ряда обгорелых и покоробленных шкафов для хранения досье. В комнате стоял тяжелый и острый запах гари.