— Юрий Морфесси, «Очи чёрные»? — присмотрелся к обложке продавец. — Очень недурной вкус!
За пластинку пришлось выложить два рубля. Однако продавец, тонкий психолог, увидев смущение покупателя, тут же сказал:
— Отличная цена! Выгодно! Вот, к примеру, Шаляпин, сейчас и вовсе по пять рублей продается. Представляете! Но Шаляпин — это мода, а мода, как известно, быстротечна. А вот Морфесси… на века!
Иван Палыч на поезде вернулся в Зарное. Нужно было идти прямиком в больницу — с таким-то грузом! — но как же хотелось порадовать Анну Львовну! Доктор долго колебался, потом все же плюнул — ничего страшного не случится, если сначала к учительнице зайдет.
Керосиновая лампа в окне Анны горела, будто ждала его, и парень, выдохнув пар, постучал. Дверь скрипнула, и Анна Львовна, в простом платье, с косой, перекинутой через плечо, появилась на пороге. Её лицо, мягкое, с лёгкими морщинками у глаз, осветилось улыбкой. Однако в карих глазах мелькнула тревога.
— Иван Палыч! Рада вас видеть! Хорошо, что зашли. Аглая сказала, вы в Рябиновку давеча ездили, да задержались там. Я так переживала. Замёрзли поди? Проходите, сейчас чаю согрею.
Гость, стряхнув снег с сапог, шагнул в горницу. Внутри пахло сушёными травами, чернилами и чем-то уютным, как дома у родителей в той, московской жизни.
Доктор поставил саквояж на видное место. Вытащив свёрток, протянул его девушке.
— Анна Львовна, вот… привёз вам из города. Подарок.
— Что это? — глаза девушки заблестели.
— Сюрприз. Открывайте!
Анна, взяв свёрток и ахнула. Поняла, что за подарок. Щёки порозовели. Попискивая от радости, словно мышка, она развернула бумагу, тонкие аккуратные пальцы осторожно коснулись чёрного диска.
— Пластинка! Юрий Морфесси, «Очи чёрные»! — воскликнула девушка.
— В магазине сказали, новейшая запись, прямо из Петербурга. Думал, вам понравится.
— Иван Палыч, вы… ну что вы, право, такой подарок! — она шагнула ближе. Её губы, мягкие и тёплые, вдруг коснулись его щеки, и Иван Палыч, не ожидавший поцелуя, замер, чувствуя, как приятный жар растекается по груди.
— Спасибо большое! Мне очень приятно, — девушка смущенно отступила. — Сейчас поставлю и послушаем, а то граммофон мой пылится. И чай заварю, вы же с дороги, поди, голодный.
Она метнулась к граммофону, стоявшему у окна, включила. Пластинка, зашипев, ожила, и голос Морфесси, глубокий и бархатный, поплыл по горнице: «Очи чёрные, очи страстные…» Анна, улыбаясь, поставила чайник на печь, где уже потрескивали дрова, и его шипение смешалось с музыкой. Она вернулась к столу, принесла вазочку с клубничным вареньем.
— Иван Палыч, Аглая сказала… про Фроську. И про Рябиновку. Это правда, что там тиф? В Зарном теперь тоже? Неужто эпидемия?
— Тиф есть, это правда. В Рябиновке — трое, у нас, в Зарном — Ефросинья. Но про эпидемию пока рано говорить. Все необходимые мероприятия мы предусмотрели вовремя. Думаю, если все предосторожности соблюдать — воду кипятить, руки мыть, больных не трогать — худого можно избежать. Главное — не паниковать.
Анна понимающе кивнула. Но в глаза по прежнему была тревога.
— А лекарства? — осторожно спросила она.
— Антибиотиков пока не существует, в городе сказали, что к травникам можно обратиться, — Иван Палыч с сарказмом хмыкнул.
— И в самом деле, — согласилась учительница. — Травники у нас имеются, хорошие. Вот, к примеру, бабушка Матрёна…
— Не очень я доверяю всем этим травникам, — поморщившись, честно признался доктор. — Тиф не травками нужно лечить, а антибиотиками.
— Так вы же сами сказали, что их пока не существует.
— Сказал… — задумчиво кивнул Иван Палыч.
И вдруг задумался.
Лекарств нет, но…
Неплохо было бы помочь изобрести чуть быстрее эти лекарства. Ведь многие изобретения — это суть череды случайностей, которые так удачно подвернулись под руку ученым умам. А если знать немного больше, помнить историю, то можно… ускорить процесс открытия.
Морфесси пел о страсти, чайник фыркал и шипел, Анна Львовна рассказывала о каких-то пустяках, а Иван Палыч едва ли слышал хоть что-то, вспоминая курс микробиологии в медицинском институте.
Иван Палыч, вернувшись в больницу из дома Анны, чувствовал, как усталость, словно свинец, тянет к земле. Сапоги, всё ещё мокрые от снега, скрипели по деревянному полу, а саквояж, отяжелевший от лекарств, оттягивал плечо. Пора уже было выгрузить все в сейф.
В приемной кто-то тихо шуршал.
«Неужели, мыши?» — с сожалением подумал доктор. Осень, становиться холодно, вот и лезут. Нужно будет организовать дератизацию. Или на худой конец кота взять. Не дело, чтобы в больнице мыши водились.