— Вон значит как, — нахмурился Иван Палыч.
— Ага. Я говорю, что не помню его, а он говорит, что редко приезжал к нам, когда я еще совсем маленький был. Про папку мне рассказал, говорит, хороший человек был. Сказал, что я на него похож. Только велел мне молчать, никому не говорить, мол, дела у него казённые, секретные, а родство потом объявит, как время придёт. Наверное, он в советниках Императора работает, я так думаю. Шпионов ловит, поэтому и секретность такая.
— Эх, Андрюша… — тяжело вздохнул доктор. И усмехнулся: — А зовут твоего дядьку как? Случаем не Субботин Егор Матвеич?
— Нет, отчего же? И вовсе не так.
— А как? — удивился доктор.
— Дядя Сильвестр…
В помещении повисла пауза.
— Сильвестр? — удивленно пробормотал Иван Палыч, не ожидав такого поворота.
— Ага.
— Вот так номер… Ну, и что же дальше, Андрей? Про печать, подпись — как было?
Андрюшка, проглотив ком, продолжил:
— Он узнал, что я вырезаю кораблики, лошадок. Похвалил, сказал, что у отца у моего тоже так же получалось. Спросил, могу ли печать сделать, деревянную, для дела, мол, казённого. Я сказал, могу. Он дал рисунок, показал, как герб больницы сделать. Я вырезал, Иван Палыч, за ночь, думал, для добра, все-таки дядька, родня. Разве он плохое сделает? А потом он бумагу принёс, сказал, подпиши, как ты, мол, умеешь писать, я ж грамотный, в школе учился. Я подписал, он сказал, это для учёта, для больницы, а я поверил…
Иван Палыч выдохнул, прикрыл глаза.
Сильвестр… вот ведь гниль болотная! Пацаненка в свои грязные делишки втянул!
— Верю, Андрей, — ответил доктор, видя, что паренек вновь начинает дрожать. — Ты не вор, тебя обманули. Но дело серьёзное, Сильвестр обманул тебя подло — не дядя он тебе никакой, и не для добра он это все затеял. Молчи пока, никому ни слова, даже Аглае. Понял?
— Понял, Иван Палыч… Спасибо, что не сдаёте… Я больше не буду, клянусь!
Артём, хлопнув его по плечу.
— Ладно, беги. Не расстраивайся. И с Сильвестром больше не пересекайся.
Паренек убежал, оставляя доктор наедине со своими мыслями.
Это что же получается?
Не Субботин главный в этом мутном деле, а Сильвестр. Неожиданно. Тогда зачем Субботин ездил в аптеку Евтюхова, где Иван Палыч видел его, когда выбирал пластинки?
Пазлы головоломки сошлись довольно быстро.
Сильвестр, наживаясь на контрабанде спирта, решил сыграть крупнее — на морфине. Казённый, строго учтённый, наркотик — золотая жила. Тем более когда есть такой рынок сбыта в виде богатенького и зависимого Субботина.
Подделав документы с помощью Андрюшки, наивного сироты, что поверил в «дядю», Сильвестр состряпал накладные: пятьдесят склянок вместо десяти, печать больницы, подпись, похожая на подпись главного врача. Эти бумаги Сильвестр продал Субботину, для которого морфин — дороже жизни. А тот и затарился в аптеке. Отсюда и нехватка, о которой сообщили ревизоры: в аптеке морфин отпущен по документам больницы, а вот до больницы он так и не дошел.
Иван Палыч почувствовал, как злость сжимает грудь. Вот кого нужно брать под белы рученьки и вести в клетку! Только…
Иван Палыч понимал, что ничего у него на Сильвестра нет, кроме показаний мальчонки. А что эти слова против матерого вора? Сильвестр сразу же пойдет в отказную. И самого парня же и подставит — мол сам пацан все делал, а он тут ни при чем.
Нет, тут надо иначе. Только вот как? Эх, с Гробовским бы переговорить. Он больше в этих делах смыслит, опыта имеется у него. Однако сегодня уже до него не пойдешь — поздно. Завтра, с самого утра — к нему! А сейчас…
Спать не хотелось, да и нельзя было — его дежурство в больнице. Иван Палыч достал из ящика тетрадь, принялся водить затейливые каракули, погруженный в думы.
За стеной стонали больные. Эх, лекарства бы им дать…
Иван Палыч вспомнил, что хотел кое-что попробовать.
Пенициллин, насколько Иван Палыч помнил, изобретен был в 1928 году Флемингом. Получается, еще двенадцать лет ждать. Так может, ускорить процесс?
Иван Палыч не сдержался, улыбнулся. Сколько всего можно сделать пораньше! И даже не только лекарства. Например, «придумать» какую-нибудь песню Beatles. Или написать «Гарри Поттера». «Открыть» рок-н-ролл, выдав его за «народные танцы индустриальной эпохи». Защитить диссертацию про строение атома, правда если начнут задавать вопросы, он едва ли суметь объяснить, как работает даже паровой двигатель. Послание потомкам оставить, вроде катренов Нострадамуса «Не связывайтесь с художником из Австрии, у него идеи… плохие».
Или, хотя бы, все тот же пенициллин получить — вещь в больнице весьма нужная.