— Так мука-то казенная, с лавки! Ох, Иван Палыч, как с жалованьем-то хорошо. Век вам благодарны будем.
— Пустое… — отмахнулся врач.
Чай он пил по-городскому — из граненого, в подстаканнике, стакана. Так и не научился по-деревенски, из блюдца. А ведь пытался, в шутку — но, пытался! Растопыривал пальцы, удерживая блюдце с чаем… Не получалось! Все на себя проливал. А вот Аглая — как ловко! Надует щеки — едва веснушки не выскочат — подует, и — в прихлебку, с шумом. Как говорили — сёрбает. Впрочем, доктора сие ничуть не раздражало, скорей — забавляло.
— Так ты сказал, Андрюшка дрова наколол?
— Ну да… Какой-то смурной он нынче. Сурьезный.
— А как думаешь, можно его в лабораторию к дежурству привлечь?
— Конечно, можно! — не раздумывая, отозвалась санитарка. — А чего же нельзя? Голова у него умная.
— А кого еще?
— Глафиру можно. Она девка ловкая.
Глафиру да, можно… А вот Андрея? Можно ли ему доверять? Нужно! Иначе сам себя уважать не будет.
Что ж, пусть так и будет. И пока людей хватит.
— Иван Палыч… К Анне Львовне, небось, вечерком пойдете?
— Ну-у… скорее всего.
Артем уже давно не стеснялся. В деревне ведь ничего ни от кого не скроешь! Даже в таком большом селе, как Зарное. Все знали, что он захаживает к учительнице. А кто не знал, тот догадывался. И никто не осуждал — дело молодое! Тем более, оба не деревенские — антилегенты!
Отношения с Анной Львовной у Артема очень даже складывались. Правда, с поправкой на местные условия… ну, и на начало двадцатого века. Среди тогдашней молодежи как-то было не принято форсировать события и при первой же возможности тащить девчонок в постель. Кому уж было слишком невтерпеж — для тех публичные дома имелись и девушки с желтыми билетами. Все вполне респектабельно и легально.
Иван Палыч и Анна Львовна на людях ничего лишнего себе не позволяли, общались по-дружески, на «вы», и даже, оставаясь наедине, на «ты» переходили лишь изредка — когда дело доходило до поцелуев.
Вот и этим вечером молодые люди встретились так, мельком. Учительница выглядела усталой — принимала сегодня комиссию из уезда. Все прошло хорошо, но, да — устала, вымоталась, но, больше от нервов.
— А знаете, Иван Палыч… Мне обещали жалованье прибавить! Сам Кореванов обещал, Федор Ильич.
— Кореванов? А кто это?
— Инспектор народных училищ.
— Так это ж хорошо! Рад за тебя… ой… за вас, Анна Львовна! Отдыхайте… а мне уже, увы, пора. Надо в церковь успеть, к вечерне.
— В церковь? — девушка неподдельно удивилась. — Вот уж не замечал, что вы такой истовый верующий. Только не обижайтесь…
— Пустое! Все же надо зайти… Священник там такой… Фотографией занимается представляешь?
— Это новый-то батюшка? — допив кофе, учительница поставила чашечку и улыбнулась. — А еще он на велосипеде ездит! Я вчера видела.
— Зимой — на велосипеде? Я бы поостерегся. Как врач говорю! Чуть что — вот вам и перелом!
— Ну… вы же на мотоциклете ездите!
— А тут не надо сравнивать! — рассмеялся гость. — У моего «Дукса» шины с зацепами, да еще лыжи можно по бокам привинтить. Уж никаким боком не свалишься! Эх, починить бы скорее… Спасибо за кофе, милая Анна Львовна!
В церковь, конечно, зайти надо бы было. Но, не сейчас, а лучше бы в воскресенье. Вот, вдвоем с Анной Львовной и выбрались бы. Учительница свое православие не выпячивала — среди революционеров не модно — но, крестик носила и полным агностиком не была.
В воскресенье, да…
Заодно напомнить батюшке Николаю, чтоб еще раз поговорил с Матреной…
Звякнул колокол. В храм потянулись люди. Не так и много, да…
Пройдя мимо церкви, молодой человек повернул налево, вышел на безлюдную улицу и зашагал к нужном дому. Все же Зарное было большое село, и центр его — в отличие от всего прочего — выглядел вполне благоустроено. Имелись даже дощатые тротуары и керосиновые фонари. Два — у церкви, один — над трактиром и еще один — прямо напротив лабазов. Лабазный-то фонарь как раз и освещал улицу. Пусть и немного, но и это было уже хорошо, вечерок-то нынче выдался пасмурным — ни луны, ни звезд.
Это хорошо, что безлюдно кругом, тихо. Только собаки лают по окраинам…
— Из-за о-о-острова на стежень… Н-на простор речной ва-аа-лны… — какой-то вывалившийся из дверей трактира субъект затянул пьяным голосом популярную песню из репертуара Федора Шаляпина.
На песню эту, как рассказывала Аннушка, была даже снята фильмА, или, если по-современному — видеоклип. Правда — без звука. «Понизовая вольница» называлась. Кстати! Надо бы свезти Анну Львовну в город, в кино! Синематограф там, вроде, имелся. А в комнате учительницы, рядом с фотографией Юрия Морфесси, еще появился и Макс Линдер, знаменитый французский актер.