— «Удачно» попал, — тихо сказал он, глядя на Лаврентьева. — Точно в голову пуля угодила. Мёртв.
— М-да… — сухо протянул Лаврентьев.
Гробовский, тяжело дыша, сплюнул:
— Чёрт, Пётр Николаич, ты что, целился не умеешь?
Бледный пристав покачал головой:
— По ногам бил… чтоб остановить. С неудобной позиции… Да сам же видел!
— Ладно, — отмахнулся Гробовский. — Чего уж теперь. У него к тому же ружье было, если бы не мы его, то сами могли бы вот так тут лежать. Меня вон едва не убил, — он повернулся к доктору. — Опять Иван Палыч спас.
Потом вновь повернувшись к Лаврентьеву, сказал:
— Будь тут, Пётр Николаич, а мы за следователем, вызвать нужно, оформить все как положено.
Морозный воздух щипал щёки и редкие прохожие Зарного спешили по домам. Холодало. Улица, ведущая от школы к больнице, была пустынна, лишь снежок приятно поскрипывал под сапогами Анны Львовны. Её тёмное пальто колыхалось в такт шагам. Вдалеке лаяла собака, да где-то скрипела телега.
Анна, задумавшись, не заметила, как из-за угла трактирного сарая вынырнул Яким Гвоздиков.
— Анна Львовна, голубушка! — хрипло позвал он, шатаясь.
Пахнуло крепким перегаром.
— Яким? — растерялась девушка.
Тот пьяно улыбнулся. Шапка съехала на лоб, а в руке болталась початая бутылка. Глаза мутные, как болотная вода, жадно оглядели учительницу.
— Он самый! Куды ж вы одна, в эдакой холод, красавица? Погрейтесь со мной!
Анна остановилась, выпрямив спину. Её лицо, обычно мягкое, стало строгим.
— Яким Фомич, вы пьяны, — отчеканила она. — Ступайте домой, не позорьтесь.
Она шагнула в сторону, но Гвоздиков, ухмыляясь, преградил путь.
— Да что вы, царевна Несмеяна? — повысил он голос. — С доктором-то воркуете, а мне, простому, шиш с маслом? Я, между прочим, в трактире не последний человек!
Его громкий дребезжащий голос разнёсся по улице, и из соседнего двора выглянула старуха в платке, неся коромысло. За ней, хихикая, подтянулись двое мальчонок в зипунах, а следом — баба с ребёнком на руках и мужик с топором, шедший с дровяного сарая.
— Яким Фомич, уймитесь. Вам лечиться надо, а не языком молоть.
— Лечиться? Так я не болен!
— От зависимости вашей! Идите домой, проспитесь, вон народ уже собирается. Не позорьтесь.
Гвоздиков, багровея, шагнул ближе.
— А вот дерзить, Анна Львовна, не нужно!
Он собирался сказать что-то еще, явно грубое, но появился Штольц. Ротмистр, несмотря на госпитальную робу под шинелью, выглядел так, будто только что вышел из офицерского собрания: сапоги начищены, волосы прилизаны, улыбка вежливая, но глаза — холодные, как лёд на реке.
— Доброго денька! — начал он, чуть растягивая слова и глядя только на учительницу. — Анна Львовна, все ли в порядке? У вас очень озадаченный вид.
— Да вот некоторые пройти не дают с разговорами своим! — она злобно зыркнула на Якима.
— Господин, разрешите узнать ваше имя отчество? — спросил Штольц у Гвоздикова.
— Яким я, — ответил он, начиная злиться. — Просто Яким.
— Яким, позвольте заметить, что ваш пыл достоин лучшего применения. Дама ясно выразила своё мнение, а вы, вместо того чтобы проявить уважение, уподобляетесь… скажем так, базарному зазывале. В Прибалтике, знаете, таких кавалеров урезонивают без лишних слов, но мы ж в цивилизованной губернии, не так ли?
Зеваки загоготали. Штольц, не повышая голоса, продолжил:
— Или вам доктор нужен, чтоб от хмеля пролечить? Слышал, клизмы прекрасно для этого помогают.
Яким, задохнувшись от злости, открыл было рот, но смешок бабы с ребёнком заставил его попятиться. Зеваки перешёптывались, а мужик с топором сплюнул в снег.
На въезде в село заскрипели полозья. Иван Палыч и Гробовский, закутанные в шинели, подкатили к улице. Гробовский, заметив Якима, нахмурился, его усы шевельнулись, как у кота перед прыжком. Иван Палыч, спрыгнув, поспешил к Анне, оглядывая зевак.
— Анна Львовна, что стряслось? — спросил он, касаясь её локтя.
— Ничего, Иван Палыч, — мягко ответила она, поправляя шарф. — Яким Фомич перебрал, а Фёдор Карлович любезно вмешался.
Она повернулась к Штольцу, чуть улыбнувшись, произнесла:
— Благодарю, ротмистр.
Штольц поклонился, щелкнул каблуками.
— К вашим услугам, Анна Львовна.
Гвоздиков, увидев Ивана Павловича, сразу же скис. Пробормотав «пойду», быстро юркнул за сарай, чуть не споткнувшись.
— Господин Штольц, — начал Иван Павлович, чуть нахмурившись, — а что вы, собственно, на улице делаете? Вы же ведь все-таки пациент еще пока. Вам бы в палате лежать, рану беречь, а не по морозу гулять.