Какой ледяной взгляд был у полковника! Прямо по коже — мороз.
— Да, да, как бы не бунт! — сурово сжав губы, повторил Лосев. — Как лет десять назад усадьбы пылали — забыли? Не пришлось бы вспоминать… Эх, военно бы полевые суды! Как тогда… Вешать, вешать и вешать! Тогда б быстро бы… Увы, Штюрмер не Столыпин! И в правительстве — бардак и гнилой либерализм.
— Что вы такое говорите, Михаил Александрович? — следователь, кажется искренне, возмутился. — Правительство знает, что делает!
— А мне, кажется — нет, — подал голос капитан. — Вот, недавно говоруна одного взяли… прямо на станции! Так такое нес… Царица, говорит — немецкая шпионка! И в ставку кайзера прямо из царского дворца тайный телеграфный кабель проведен! А командует не государь уж давно, а Распутин! Мужичага неграмотный!
— Бред! — Иван Палыч хмыкнул.
— Ну, это вы, интеллигентный человек, понимаете…
— Да все всё понимают — война! — снова вступил капитан. — Потерпеть бы чуток! А с другой стороны, придет солдат с фронта… на побывку или там, по ранению… А в тылу — черт-те что! Барыги, маклеры всякие жируют, шампанское рекой льется, клубника зимой… Пока там, в окопах… Ой! Прошу извинить, господа. Не сдержался. Однако же, бунт — смерть государству! И выгода нашим врагам… Эх! Еще б цены так не росли…
Вот с этим согласились все. Иван Палыч даже вспомнил про дрова, оплачиваемые земством. Денежки-то были выделены еще по довоенным ценам — восемьдесят пять копеек воз. А уже стало больше рубля! К двум даже. А на зиму — как минимум, десяток возов — и как тут рассчитаешь?
Нижние чины сидели в дальнем углу стола и кушали молча. Ребятня же обступила пилота. Поначалу робели, жались, а потом, попривыкнув, начали потихоньку выспрашивать… про чудо чудесное — аэросани!
— Да, аэросани, — водитель важно подкрутил усы. — Точнее, аэросани Бриллинга-Кузина. Четыре лыжи, передняя пара управляемая. Двигатель, как видите, сзади.
— И пропеллер, дяденька! Как у аэроплана?
— Так, да не так! Винт обычно двухлопастный, а, скажем, для леса — меньшего диаметра четырехлопастный. Корпус из ясеневого бруса, обшит фанерой. Двигатель — да, от аэроплана, фирмы «Аргус». Скорость — полсотни верст!
— Полсотни!
Утром едва забрезжило, тронулись в путь. Полковник был так любезен, что подбросил следователя до Зарного.
— А уж в город, Аркадий Борисович, потом и на поезде доберетесь. У нас, извините — служба!
Первым делом заглянули в больничку. Доктор — к пациентам и в «лабораторию», Гробовский же — ясно, к кому.
— Ах, Аглаюшка, как же я рад вас видеть… — он не скупился на слова. — Рад. В самом деле рад.
— Чего это вы? — настороженно спросила санитарка, поглядывая на поручика.
— Ленты вот, шелковые вам в подарок купил!
— Ленты? Ах, Алексей Николаевич… то ведь пустое совсем! — засмущалась Аглая.
— Ничего не пустое!
Гробовский сунул руку в карман… и замер.
— Вод ведь черт! А ленты то на мотоциклетку ушли!
— А! Так вы не мне, вы мотоциклету ленты купли? — весело рассмеялась девчонка.
Поручик даже обиделся:
— Нас, между прочим, чуть волки не съели! Вот, Иван Палыч не даст соврать… Вот, еще леденцов вам взял. Мятных.
Он протянул жестяную коробку.
— Мои любимые! — расцвела Аглая.
— Что, правда? — оживился Гробовский. И бросил Ивану Павловичу: — Только ради этих слов и рад был спастись от волков!
Долго задерживаться в больнице следователь не дал — торопился закончить все побыстрее, ибо дело-то было, по его мнению, плевое. Да и начальство требовало.
Так он и сообщил всем, собравшимся в доме у пристава.
— Дело прекращаю, потому как — несчастный случай. Ну, промахнулись, да… Со всяким стрелком случается! Тем более, этакий-то варнак… Сейчас допрошу вас, как свидетелей… Да сами напишете…
Аркадий Борисович вытащил из портфеля стопку чистой бумаги, дорожный чернильный прибор и перья.
И тут же предупредил, подняв верх указательный палец:
— Однако, господа мои, коли будет кто спрашивать, говорите — следствие еще идет! Недовольство нынче везде тлеет и может вот-вот взорваться! Как еще похороны застреленного пройдут… Варнак-то — варнак… Да не запели бы «Замучен тяжелой неволей». Имейте в виду, господин пристав! И — мой вам совет — похороны те проконтролируйте! Что же касаемо вашего этого… Сильвестра… То тут ты, Алексей Николаевич, прав! Такого гада только с поличным надо. И да — с дактилоскопией я потороплю, сегодня же телефонирую лично!
О похоронах неожиданно вспомнила и Анна Львовна, к которой доктор заглянул на обратном пути. Не мог не зайти и едва дождался перемены.