Субботин, услышав, взвыл:
— Врёшь, подлец! Ты подсунул, ты заставил! Я… я не хотел… — его голос сорвался, руки затряслись — накатывала ломка. — Иван Палыч, ты хороший человек, ты все понимаешь. У меня болезнь, жилы выворачивает. Я только по этому делу. А церковь и покушение — это не я. Это вот он. Если надо, я все напишу. Только не губи! У меня… у меня сын остался! Не меня, его пощади. Без папки ведь останется, пропадет!
— А когда ты сына своего с его матерью колотил в ломке что-то не заботила тебя его судьба! — злобно процедил доктор. — Поздно спохватился.
— А что, Иван Палыч, — усмехнулся Гробовский. — Может, тут их и оставим? А то мороки теперь столько — вон каких кабанов до села везти. А тут волки свой суд устроят, за ночь и косточки не останется! И всем проще будет. Были такие вот жулики — и пропали! Кто знает, может в бега подались? А найдут фаэтон — так тут и понятно все. Пошли двое дружков в лесок, с морфием, да не расчитали силенок. А зверье уже и подсутилось. Что скажешь? Ловко я придумал?
— Это самосуд! — завопил Субботин.
— Ты не кричи — волки знаешь какие на слух тонкие? К тому же у тебя вон рана и кровь сочится. От запаха крови они совсем с ума сходят. Дуреют.
— Алексей Николаич, да что же это такое происходит⁈ Не губи! Я… я все напишу! Слышишь? Все напишу! Про этого гада все напишу!
— Заткнись! — вдруг подал голос Сильвестр. — Заткни пасть!
Гробовский незаметно подмигнул Ивану Палычу и тот понял, что это был такой трюк. Запугал Субботина, который на поверку оказался трусом.
— Напишешь, говоришь? — спросил поручик.
— Напишу! Вот те крест!
— Ну коли так, — немного подумав, ответил он. — То ладно, так уж и быть. Поехали прямиком к Лаврентьеву — там все на бумаге и изложишь! А обманывать вздумаешь, так я не поленюсь, верну тебя сюда. К дереву привяжу и…
— Не передумаю! Не передумаю, Алексей Николаевич! Ты только отметь там, в протоколе, что чистосердечно я, что покаялся я, с повинной.
— Ты не думай, доктор, что победил, — вдруг совсем тихо, с каким-то звериным рыком произнес Сильвестр. — За мной последнее слово. И оно такое — я вернусь. Слышишь? Вернусь и отомщу. Ножом горло тебе вскрою, твоим же, скальпелем врачебным! Тогда и посмотрим кому весело будет!
С этими словами он рассмеялся, громко, лающим смехом. Встревоженная птица вспорхнула с ветки и полета прочь от этого пугающего места. А Сильвестр продолжал смеяться, все громче и громче.
Глава 14
Конец ноября выдался какой-то суматошный, но, вместе с тем, наверное, и неплохой. Схваченных злодеев — Субботина и Сильвестра — задержали и увезли в город. Гробовский с помощью своего человека сумел-таки уговорить староверов на прививки — и чего ему это стоило, знал лишь сам Алексей Николаич.
Приехавшая из Санкт-Петербурга проверка, которую так страшился Артем, не нашла ничего плохого. Наоборот, молодого земского доктора пригласили в Санкт-Петербург (или, по-военному — Петроград) поделиться опытом. Не только потому, что он был талантливым доктором. Главным словом нынче являлось — «земский». Земский доктор! Не частный и не государственный! Земский!
Местному самоуправлению — земствам — благоволили самые влиятельные думские партии — «конституционные демократы» и «Союз 17-го октября» — «кадеты» и «октябристы». Отсюда-то, видно, и пошел доктору фарт…
Слухи о том, что молодой врач с триумфом поедет в столицу, быстро распространились по всему уезду. Доктора поздравляли все. Лишь кое-кто презрительно щурился да прятал ухмылку.
Иван Палыч тщательно инструктировал Аглаю, намереваясь оставить ее старшей по больничке на время своего отсутствия. Командировка как-никак.
— Если какой тяжелый случай, беги на телеграф, и сообщай в город, в управу. Сразу Чарушину. А уж он, кого надо, пришлет…
— Не волнуйтесь, Иван Палыч! Все будет в полном порядке!
В один из таких вечеров в больницу неожиданно заглянули гости. Впрочем, один — вроде как не совсем гость, а пациент — ротмистр Фёдор Иванович Штольц — второй же… Вторая…
— Ах, мадемуазель Ксения! Как же я рад!
Да! Ушлый остзейский барон продолжал кружить голову взбалмошной провинциальной красотке… отнюдь не из простых! В родне у Ростовцевых когда-то столбовые бояре были! Род их во все гербовные книги записан. Ну, да, несколько обеднели в последнее время… Однако же, все равно — знать! Породу никакой бедностью не вытравишь. Впрочем, и Штольц, хоть и худородный, но барон все же.
— Осмелюсь предложить чай…
— Да-да, у нас как раз есть бисквиты!
— Весьма кстати, — доктор не сдержал смех. — А то все Аглаины пирожки кое-кто пару часов назад выкушал в буквальности без остатка! Да вы проходите, прошу…