— А вы что же, Иван Палыч — умеете? — удивленно протянула Аглая. — Или — как тогда на гитаре? Мужики рассказывали…
Да, конечно, Артём был не велик пианист… но, все же кое-что мог. Вот и сейчас запросто наиграл «Муттер»…
— Ой! Ой! — санитарка в ужасе замахала руками. — Иван Палыч! Что вы такое играете?
— «Рамштайн»… Э… Немецкая народная песня!
— Не надо нам немецких! Нам бы что-то патриотичное спеть! Ну, хоть «Гром победы раздавайся»…
«Гром победы» доктор, увы, не знал.
Потому принесли граммофон и пластинки. Морфесси, Собинов, Борис Борисов…
Спрятался месяц за тучку,
Не хочет он больше гулять…
— выводил нежный бархатный баритон.
Правда, танцевала лишь одна пара — Анна и Иван. Аглая с Алексеем Николаевичем почему-то стеснялись.
Утром, после осмотра и приема больных, Иван Палыч засобирался в город. Надо было заехать в управу, за жалованьем, потом — за бензином к Нобелю, да и в аптеке кое-что заказать.
Стоял чудесные денек: деревья в инее, палевые небеса, легкий морозец. Прежде, чем ехать, доктор отвинтил от мотоцикла штатные лыжи — какой там у них, в городе, снег, догадаться не трудно. Местами подтаял, кое-где и вообще — нет. Нет уж, без лыж куда как сподручнее!
До города молодой человек домчал быстро, да и там уже знал все короткие пути. Оставив «Дукс» во дворе, взбежал на второй этаж…
— Ольга Яковлевна, целую ручки! Господин Чарушин на месте?
— О! Иван Палыч! — вытащив изо рта дымящуюся папиросу, секретарша оторвалась от «Ундервуда». — Вернулись уже? Виктор Иваныч, к вам доктор из Зарного!
Чарушин давно уже оправился после ранении и выглядел молодцом. И одет был по последней — полувоенной — моде: во френч и брюки-галифе. Доктор даже хмыкнул:
— Экий вы, Виктор Иваныч, франт!
Первым делом Чарушин предложил чайку — гость не отказался, приятно ж, с дороги-то! За чаем и поговорили… Доктор рассказал про Петроград, про госпиталь, про врачей… Про Распутина и спиритических шарлатанов — не стал, счел, что не к месту.
— А у нас тут такие дела… — Виктор Иваныч как-то виновато развел руками. — Снова на вас донесение. Как всегда — анонимное. Я уж хотел было выбросить, да… Тут сказано — у вас, мол, какие-то немецкие, вражеские, идеи! Ну, насчет прививок и всего… Я вот думаю, а если такое же донесение и в воинские инстанции написано? Извините за грубое слово — в контрразведку. У нас же, Иван Палыч, пока вас не было, целую шпионскую группу накрыли! Устроили на военном заводе взрыв. Диверсию! Так что нынче все по-серьёзному! Искренне вас предупреждаю — будьте готовы ко всему.
Ну, вот, теперь подозрений в шпионаже только и не хватало! Тем более — таких идиотских. Контрразведка… хм… Ладно, поглядим… Если что, всяко Гробовский поможет…
Запустив двигатель, молодой человек покатил к Нобелю. Потом — в аптеку. И вот там-то, в аптеке, сквозь витрину, доктор заметил…
Штольц! Ну, да — точно он. Не один, с двумя незнакомыми парнями, по виду — мастеровыми. И одет как-то странно — двубортное пальто черного цвета с зелеными кантиками по вороту и обшлагам. Фуражка с зеленым околышем… Знакомая очень форма… Такую почти каждый день… Пограничник? Нет же! Железнодорожник! Ну да.
Что еще за маскарад? Или… обознался? Да нет, точно — Штольц! Знакомое интеллигентное лицо с узкими усиками, безукоризненный пробор…
Так позвать да спросить! Чего тут турусы-то разводить на колесах?
Запахнув куртку, Иван Палыч бегом выскочил из аптеки:
— Федор Иванович! Господин ротмистр!
Исчез Штольц! Как и не было. Почему-то не захотел встречаться… Или все же показалось? Теперь даже и не сказать…
Да и черт с ним, со Штольцем! Как сказал Антонина, фрейлина — брачный аферист!
В последнее время Иван Палыч кто-то привык читать свежую прессу. Ну, пусть даже — относительно свежую. Приохотил к тому Гробовский, поручику доставляли газеты со станции. Разные, и столичные тоже.
Вот и в этот вечер…
В ожидании Алексея Николаевича, Аглая поставила чайник. Доктор же, заполнив журнал, еще повозился в лаборатории, а потом развернул газетку.
Столичную…
«Вечерний Петроград», кажется.
И на первой же полосе… Как обухом по голове…
«Убийство Распутина»!
Что? Что такое? Неужели…
Заголовки сами бросались в глаза:
— «Происшествие на Мойке»! «Гибель Святого Старца»! «Следствие идет»… И совсем странные — «Отъезд Пуришкевича» и «Выражение сожаления кн. Юсупову»