Усевшись в седло, доктор запустил двигатель. У ворот остановился — открыть…
Подошел ближе… и вздрогнул!
Яркий свет ацетиленовой мотоциклетной фары выхватил из темноты кровавую надпись — «Берегись!»
Глава 17
Иван Палыч спрыгнул с мотоцикла, подошел к воротам. «Берегись!»… Намалеванно криво, видно что делали впотьмах. Кто-то торопился, но хотел, чтобы прочли. Кровь? Нет, краска, но от этого не легче.
Сердце заколотилось быстрее, пальцы, стиснувшие руль, похолодели.
«Сильвестр… — мелькнуло в голове. — Это он. Мне».
Доктор шагнул ближе.
«Спокойно, Артём, спокойно. А может, не всё так страшно?»
Он огляделся. Тьма, тишина, только собака где-то в селе тявкнула.
«А может, мальчишки? — подумал он. — Балуются, пугают? В Зарном же любят розыгрыши, Аглая рассказывала, как Фоме Егорычу ворота дегтем мазали. А может, кто-то и из взрослых? Мало ли шутников».
Иван Палыч, прищурившись, заметил рядом с воротами сугроб, а за ним — яму, узкую, глубокую, будто для столба копали.
«А если… — мелькнула мысль, — это не угроза вовсе? Просто предупреждение? Мол, яму вырыли, не свались, прохожий, не переломай ноги?»
Он хмыкнул, но тут же одёрнул себя. Какая яма? Кто в декабре столбы ставит? И краской, ночью, на воротах? Чушь! Нет, тут все понятно — и кто написал, и кому адресовано.
Иван Палыч вернулся к «Дуксу».
«Ладно, разберёмся» — подумал он и завел мотор. Пора ехать к Гробовскому. Кажется, Алексей Николаевич вновь оказался прав и насчет обеспечения защиты нужны побеспокоиться.
Однако добраться до Гробовского не получилось.
— Иван Палыч! Доктор!
Резкий окрик заставил вздрогнуть. Сердце подпрыгнуло к горлу. На миг почудилось: Сильвестр! Вышел из тьмы, с ножом, как в кошмаре, чтобы исполнить угрозу.
Доктор обернулся.
Но из темноты, тяжело дыша, появился кузнец Никодим. На руках — мальчонка. Без сознания.
— Иван Палыч, ради Христа, помоги! — выдохнул Никодим, подбегая. — Васеньке худо, помирает!
Доктор, спрыгнув с мотоцикла, почувствовал, как страх отступает, сменяясь привычной собранностью.
Он подбежал к кузнецу, фара высветила его сына: бледный, как снег, губы синюшные, глаза полузакрыты. Мальчик дышал часто, поверхностно, с хрипом, будто воздух застревал в груди.
— Что с ним? Рассказывай, быстро! — бросил Иван Палыч, понимая, что случилось что-то серьёзное.
И вдруг поймал себя на мысли — а ведь он впервые видит сына кузнеца. До этого мальчонка все время прятался дома, словно боясь его. А теперь вдруг встретились. Печально конечно, что так.
Никодим, задыхаясь от бега и страха, начал сбивчиво:
— Вечером всё ладно было, читали журнал с ним. Потом он даже в кузню зашел ко мне, смеялся ещё… Вдруг побелел, за грудь схватился, говорит: «Батя, дышать не могу!» Упал, задыхается, хрипит, как котёнок. Я его схватил, да к тебе сразу побежал! Иван Палыч, спаси, единственный он у меня!
Доктор взял парня за запястье. Пульс — нитевидный, слабый, кожа — холодная, влажная от пота. Плохой знак.
Доктор кивнул:
— В больницу, живо!
Заскочили в помещение, уложили парня в кровать. Мальчик был уже в сознании, но слаб, грудь вздымалась судорожно, хрипы слышались даже без дополнительных устройств. Иван Палыч скинул куртку, достал фонендоскоп из шкафа.
— Иван Палыч…
— Не сейчас! — отмахнулся от кузнеца доктор. Начал слушать.
Сердце Васи билось неровно, с глухими тонами, пульс скакал — то учащался, то пропадал.
— Головой не ударялся?
— Нет.
— Ничего не ел — трав, корешков, настоев?
— Нет.
— Кашель давно?
— Не так чтоб давно… да с осени, — ответил отец, морщась.
— С осени? Что ж ты раньше… Ладно, об этом потом. Сухой или с мокротой кашель?
— Да с мокротой. Иногда кровинка…
Врач нахмурился.
— Худеет?
— Тает… да ест плохо.
— Ночью потеет?
— Потеет, вся подушка мокрая. Иван Палыч, я не понимаю — к чему эти вопросы? Я не доктор, я в этом не разбираюсь, ты бы сам глянул.
— Никодим, я вопросы задаю, что понять картину полностью и исключить другие болезни.
Кузнец нахмурился, но ничего не сказал. Иван Палыч продолжил расспрос.
— Сколько ему полных лет?
— Двенадцатый пошёл.
— Что было первым — кашель, слабость, температура?
— Кашель.
— Мать его от чего умерла?
Никодим вздрогнул, на лице сразу же произошла резкая смена эмоций.
— Иван Палыч, это еще зачем⁈ — ледяным тоном спросил он.
— Никодим Ерофеевич, пытаюсь понять — наследственное ли заболевание? Никого не хочу обидеть, но эта информация важная. Скажи.