– Конечно, – кивнула Мэй, – в клане нас с детства учат этому. Все, что мы делаем, мы делаем затем, чтобы не иметь ни боли, ни тревоги, и когда это, наконец, достигнуто, то всякая волнение в наших душах рассеивается, так как живому существу уже не надо к чему-то стремится, словно к недостающему, и чего-то искать. Мы ведь чувствуем нужду в наслаждении только тогда, когда страдаем от его отсутствия, а когда не страдаем, то и нужды не чувствуем. Посему-то нас и учат, что наслаждение есть и начало, и конец блаженной жизни, оно первое познанное нами благо, с него начинаем мы всякое предпочтение и избегание, и к нему возвращаемся.
– Именно так я считаю, – улыбнулся Лонг Лей, отложив свой кубок и перейдя к трубке с курительной смесью.
– Но не стоит думать, что мы равняем все наслаждения, – серьезным тоном добавила Мэй, – мы отдаем предпочтение не всякому наслаждению, но многие из них избегаем, если за ними следуют более значительные страдания. И наоборот, часто боль мы предпочитаем наслаждениям, если, перетерпев долгие страдания, мы ждем следом за ними большего наслаждения.
– Получается, что всякое наслаждение есть благо, но не всякое заслуживает предпочтения. Равным образом и всякая боль есть зло, но не всякой боли следует избегать, а надо обо всем судить, рассматривая и соразмеряя полезное и неполезное, – произнес веселым тоном Александр, хлопая в ладоши, – порой мы и на благо глядим как на зло и, напротив, на зло – как на благо. Вот об этом и говорят мои учителя. Рассудительность – величайшая добродетель!
– Все, чего требует природа, легко достижимо, а все излишнее – трудно получить, – улыбнулась Мэй, – самая простая пища доставляет не меньше наслаждения, чем роскошный стол, если только не страдать от того, чего нет, даже хлеб и вода доставляют величайшее из наслаждений, если дать их тому, кто голоден. Посему и привычка к простым и недорогим кушаньям и здоровье нам укрепляет, и к насущным жизненным заботам нас ободряет, и при встрече с роскошью после долгого перерыва делает нас сильнее, и позволяет не страшиться превратностей судьбы.
– Ой, ой, ой, ой, – запротестовал Александр, всплеснув руками, – это что же выходит, по-твоему, что объедаться неправильно?
– Конечно, – уверенно кивнула Мэй, непонимающе взирая на своего жениха, – мой отец всегда говорил: «утверждая, что наслаждение есть конечная цель, мы имеем в виду не наслаждения распутства, обжорства или пьянства, как полагают некоторые. Нет, мы разумеем свободу от страданий тела и от смятений души. Ибо не бесконечные попойки и празднества, не наслаждение мальчиками и женщинами, или мясным столом и прочими радостями роскошного пира делают нашу жизнь сладкою, а только трезвое рассуждение, исследующее причины всякого нашего предпочтения и избегания и изгоняющее мнения, поселяющие великую тревогу в душе». Быть может, я еще слишком юна, дабы понять его слова в полной мере, но я всегда повторяю их перед сном и буду следовать им всю жизнь.
– Ох, ох, – закатил глаза Александр, – что-то мне нехорошо.
– Ты же сам сказал, что рассудительность – величайшая добродетель, но ведь именно она учит, что нельзя жить сладко, не живя разумно, хорошо и праведно, и нельзя жить разумно, хорошо и праведно, не живя сладко: ибо все добродетели сродни сладкой жизни, и сладкая жизнь неотделима от них.
– Лей, помоги мне! – шуточно взмолился Александр. – Что же это за учение античеловеческое!? Наверное, фениксы просто иначе жизнь воспринимают.
Но не успел Лонг Лей и рта раскрыть, как к ним подошла девушка в зеленом ципао. У нее были зеленоватого оттенка волосы и янтарные глаза. Она дружелюбно улыбнулась, почтительно поклонившись, и обратилась к Александру:
– Алый гений, вас разыскивает ваш раб Юлий.
– Алый гений… – недовольно отмахнулся Александр, – и кто придумал это нелепое прозвище? Оно раздражает меня. Звучит потешно.
– А мне нравится, – нежно улыбнулась Хань Мэй.
– Может, тогда заберешь его себе? – вздохнул Александр, затем бодро вскочил и направился в сторону, говоря на ходу, – я на секунду!
– Юймин, посиди с нами, – заглянув в глаза девушке, произнес Лонг Лей, – мы как раз беседуем на твою любимую тему.
– Но… Не пристало рабыни сидеть с господами, – неуверенно сказала Юймин.
– Считай это моим приказом, – развел руками Лей, – давай, ты ведь спорила недавно со мной на тему удовольствия.
– Ты споришь со своими рабами? – удивилась Мэй, – я думала…
– Ты думала, что мы тут не отличаем их от скота? – печально усмехнулся Лей, откидываясь на спинку дивана, – беседы с наставником не прошли даром. Я полагаю, что все разумные от природы равны, не в возможностях, не в способностях, но в праве на свободу. Конечно, мудрец и рабом будет счастлив, но все же не каждому дано им быть.