– Хо-хо, звучит, конечно, красиво, – раздался голос подошедшего Александра, он двигался медленно, слегка пошатываясь, но продолжая ослепительно улыбаться, – однако мне слабо верится, что ты будешь счастлив, если тебя зажарить в медном быке.
– Александр! – осуждающе воскликнула Мэй.
– А что? – рассмеялся юноша. – Все мы любим высокопарно говорить, но когда доходит до дела…
– Ты прав, – кивнул совершенно спокойный Лей, – но я и не считаю себя мудрецом, я, скорее любитель мудрости, мне еще далеко до истинных мудрецов.
– А есть ли они? – усмехнулся Александр, махнув рукой.
– Твой дед был им, – ответил Лей.
– Мой дед? – Александр замер, а затем громко расхохотался, гордо выпятив грудь. – Да, мой дед был великим человеком, могучим воином и мудрейшим из героев.
– Как жаль, что ваша Республика так отчаянно сопротивлялась его мудрости, – проговорил Лей.
– Ты это о чем? – насупился Александр.
– Он ведь выступал за отмену рабства, – улыбнулся Лей, пожав плечами, – среди чужаков акодийцев Серафим сумел найти тех, кто воспринял его слова. А вы? Даже статус великого героя не смог сломить ваши «традиции».
– Рабство естественно, – сразу же отмахнулся Александр, – но я даже не стану тратить время на споры с тобой.
– Отчего же? – продолжал улыбаться Лей.
– Мне известно, что ты неплохо обучен риторике, – криво усмехнулся Александр, – а я сейчас, пожалуй, не смогу из-за своего состояния доказать тебе что-то. Но!
– Но?
– Но относительно рабства могу сказать вот что, – вздохнул Александр, подбирая слова, – благодаря моему деду положение рабов сильно изменилось, у нас они защищены законом. Ты ведь знаешь, что «если кто ударит раба своего, или служанку свою, и они умрут под рукою его, то он должен быть наказан», – процитировал Александр один из законов Солнечной республики.
– Да, – кивнул Лей, – «но если они день или два переживут, то не должно наказывать его, ибо это его серебро».
– «Если кто раба своего ударит в глаз и повредит его, пусть отпустит его на волю за глаз и, если выбьет зуб рабу своему, или рабе своей, пусть отпустит их на волю за зуб», – проговорил Александр, напрягая все свои силы, ему с трудом удалось вспомнить эти слова. – Видишь, как у нас хорошо им живется?
– Соблюдаются ли данные законы аристократами? – усмехнулся Лей.
– М-м-м, – Александр прилег на диван, – соблю…соблюдаются, некоторыми, конечно. Но если раб не хочет уходить на свободу, то он может остаться.
– И, разумеется, многие остаются, – вздохнул Лей.
– Естественно, – кивнул Александр, – сложно быть свободным, это ответственность за себя, за свои поступки, это надо думать, что делать со своей жизнью, никто тебе не приказывает. Большинству свобода не нужна, большинство по природе своей рабы, им лучше быть под рукой доброго хозяина.
– Но ведь и рабы могут быть достойными, – вставила свое слово Мэй.
– Могут... – усталым голосом проговорил Александр и, уже практически заснув, добавил, – мой Юлий достойнейший человек, получше многих аристократов ваших…
– Вот и все, – хлопнул в ладоши Лей, взирая, как Александр начинает посапывать, – алый гений не устоял перед силой вина. Юймин, позови Юлия.
Девушка встала и направилась к Юлию, который стоял неподалеку и разговаривал со стариком Ченгом.
– Воистину сильно вино! – воодушевлено произнес Лей, взглянув на Хань Мэй. – Оно приводит в омрачение ум всех разумных, пьющих его, оно делает ум раба и свободного, бедного и богатого одним умом. И всякий ум превращает в веселие и радость, так что разумный не помнит никакой печали и никакого долга, и все сердца делает оно богатыми. И когда опьянеют, не помнят о приязни к друзьям и братьям и скоро обнажают мечи, а когда отрезвятся от вина, не помнят, что делали. Не сильнее ли всего вино, когда заставляет так поступать?
– Я бы поспорила, не будь это простой потехой, – улыбнулась Мэй.
– Юный господин… – покачал головой, подбежавший в этот момент Юлий.