***
Пока императора волновало бегство врага после победы, простых легионеров занимали думы о другом. Они переживали из-за количества неприятелей и возможной смерти в бою. Сидя у костров, легионеры травили байки, смеялись, шутили, пытаясь отделаться от навязчивого чувства тревоги.
У одного из таких костров сидел Пуло, бывший когда-то слугой Марка Друза. С ним довелось сражаться Александру. Пуло скорбел по своему господину. Он винил в смерти Марка Друза нашего героя, поскольку все началось из-за него. Из-за него Демон вернулся, из-за него состоялась экспедиция, из-за него, в конце концов, его господин сгинул в Диких землях. Пуло нашел для себя утешение в новой войне и храбро сражался, показав себя как отличный воин, за это его назначили центурионом в шестом легионе, который назывался Железным. Шестой легион находился под командованием Виктора Марцелла и прославился при взятии Плитей.
– Завтра мы покончим с этими выскочками, – храбрился Пуло, – я планирую убить минимум два десятка гелиосцев.
– Два десятка? – усмехнулся Аррунт, еще один центурион шестого легиона, – а почему сразу не сотню?
– Может и сотню! – нахмурился Пуло, вперив в него свой взгляд.
– А может и тысячу! – ударил себя в грудь Аррунт, явно насмехаясь над Пуло.
– В отличие от тебя, я не боюсь сражаться против врага. Когда мы брали Плитеи, я в одиночку смог зачистить целую башню, а в ней было пятнадцать акодийцев и все Архиепископы.
– Пятнадцать? – рассмеялся Аррунт. – И ты хочешь, чтобы я в это поверил?
– Я могу подтвердить это, – раздался вдруг низкий мужской голос.
Это был Луций, он подошел поближе к костру и окинул легионеров взглядом. В простой тунике, без отличительных знаков, великий герой все равно был узнаваем своими воинами.
– В тот день я видел подвиг центуриона Пуло. Он проявил себя как настоящий симд.
– Господин! – все тут же вскочили и почтительно поклонились.
– Но ты тоже не прав, Пуло, – улыбнулся Луций, – Аррунт вовсе не трус. Когда на нас напали из засады акодийцы, он сумел пресечь панику в собственной центурии и храбро повел воинов на врага.
– Господин… – Аррунт прослезился, осознавая, что сам император помнит и хвалит его.
– Да, господин, – кивнул, склонившись в поклоне Пуло.
– А ты, Секунд, – обратился к еще одному центуриону Луций, – будешь ли ты завтра также храбр, как при штурме Плитей? Я помню, как ты одним из первых взобрался на стену. Тебе сразу же отрубили правую руку, но одним только щитом ты сумел убить многих врагов и, обратив их в бегство, удерживал стену до прихода остальных.
– Да, господин! – воскликнул радостный Секунд. – Целители пришили мне правую руку обратно, чтобы я смог сражаться за вас и дальше!
– Хорошо, хорошо, – улыбаясь, император похлопал центуриона по плечу.
Луций обладал поразительной памятью и знал поименно тысячи своих легионеров. Заприметив во время прогулки по лагерю знакомых воинов, он решил подбодрить их, напомнив былые подвиги. Так Луций делал, поднимая боевой дух симдов.
***
В лагере конфедератов же царила общая уверенность в победе. Никто не сомневался, что завтра они одолеют врага. Боевой дух был высок, как никогда. Все веселились и уже представляли, как скоро прогонят симдов обратно, а затем сами вторгнутся в их земли. Лишь Миюки не могла разделить всеобщей радости. Она провела почти всю жизни в империи Симдов и успела сдружиться со многими ее гражданами. Оттого сердце ее было неспокойно. А еще она переживала за Александра, надеясь, что Баошенгдади удалось уговорить. Она и не догадывалась, что сейчас происходит с членами экспедиции.
***
И вот настало утро. Оба войска вышли из лагеря и построились друг напротив друга. Луций и Аминта объявили воинам: необходимо приготовить оружие и собраться с духом для последней битвы: те, на чьей стороне будет счастье, станут не на день – навек победителями! И прежде, чем наступит завтрашняя ночь, они узнают, Запад или Восток будет давать законы народам. Не отдельные регионы будут наградою победы, но целый континент. Столь же велика и опасность для тех, кому в битве не повезет. И симдам нет прибежища в этой чужой стране, и Конфедерация, исчерпав силы, сразу окажется на краю гибели. В решающее сражение вступали два храбрейших войска, готовые в этот день либо достичь высшей славы, либо погубить прежнюю.
***
Выстроившись, воины и надеялись, и боялись, оглядываясь то на свое, то на вражеское войско, взвешивали свои силы, то радуясь, то печалясь. Командиры ободряли их, напоминая о том, что самим им не приходило в голову. Аминта выехав на белоснежном скакуне вперед перечислял все, что совершено ими героического за прошлые войны с симдами. Усиленный специальной техникой голос его разносился на многие километры, слышно было даже в задних рядах войска.