Оцет весело рассмеялся, слушая Крату. Даже Вивальди слегка улыбнулся. Крату же прикоснулся к портрету и произнес:
– Исполин.
Ничего не произошло.
– Вивальди! – воскликнул Крату. – Гендель! Карафина!
Ничего не происходило.
– Я больше не знаю исполинов, – развел руками Крату.
– Может ответ все же другой? – усмехнулся Оцет.
– Ага, – Крату раздраженно махнул рукой, задевая картину, – наверное, тесто!
И тут портрет двинулся и сполз вниз.
– ЧТО? – у Крату челюсть отвисла от удивления. – Обхитрили меня, негодяи!
За картиной не было никакого прохода, лишь надпись: «О, Адал, ты думал, здесь что-то будет? Нет… от тебя же смердит, даже отсюда чувствую. Хватит заниматься ерундой, делом займись!»
– Кто такой Адал? – нахмурился Крату.
– Седьмой сын Баошенгдади, которого я убил на ваших глазах, – ответил Вивальди.
– Похоже, у него были не лучшие отношения с сестрой, – усмехнулся Оцет, – что ж, пойдемте в лабораторию.
Они вернулись к входу, который открылся у портрета Баошенгдади, и начали спуск вниз по лестнице. Стеклянный гроб оказался слишком большим, посему Вивальди пришлось трансформировать свое тело, сделав его мальчишеским, только так он мог зайти вместе с ним.
Впереди шел Оцет, за ним следовал Крату, а замыкал колонну маленький Вивальди, звериная шкура, служившая ему одеждой, оказалась великоватой, из-за чего великий исполин выглядел немного потешно.
– Почему вы так стремитесь в лабораторию? – удивленно пробормотал Крату, ступая вниз. – Разве наша цель не Баошенгдади?
– Его лаборатория бесценна, – предвкушающее улыбнулся Оцет, – он как-никак отец алхимии. Даже я не так хорош в ней.
– Даже ты? – ахнул Крату. – Но ты ведь великий алхимик! Хотя подожди… Что-то я не слышал о гениальном Оцете.
– Оцет не мое истинное имя. Это внешность тоже не моя.
– Зачем же ты притворяешься, и кто ты такой? – нахмурился Крату.
– Я не хотел смущать гелиосцев и засим изменил внешность.
– Ну, так и кто же ты такой, что не хотел никого смущать? – усмехнулся Крату. – Дай угадаю! Наверное, сам Дьявол! Я слышал, что его здесь не жалуют.
– Хах, с первой попытки! – улыбнулся Оцет.
– Так вот откуда у тебя способности эти! – ахнул удивленный Крату, затем он замер и уже спокойным тоном произнес. – Прошу прощения, я не знал, что Вы и есть Вождь коммунистов.
– Ты стал таким почтительным, – рассмеялся Хенг, – но мне больше нравился дурашливый Крату, ты так больше походишь на своего господина.
– Владыка Искандер дурашлив? – выгнул бровь Крату.
– В некотором роде, – улыбнулся Хенг, – хоть он и стал куда серьезнее после одного инцидента.
– Что за инцидент? – с интересом спросил Крату.
– Потом расскажу, – сказал Хенг, останавливаясь перед железной дверью.
Вход в святая святых Баошенгдади. Это было место, где он проводил свои бесчисленные опыты, эксперименты над жизнью в попытках достичь истинного бессмертия, в попытках победить смерть.
– Эта дверь тоже открывается ответом на загадку? – усмехнулся Крату.
– Нет, эта дверь открывается вот так, – Хенг сжал кулак и ударил перед собой.
Из его кулака вырвалась воздушная волна и просто-напросто снесла дверь.
– А ведь мы могли сделать и с портретом также… – пробурчал Крату.
– Интереснее показать свой интеллект, – улыбнулся Хенг, проходя внутрь. За ним вошли Крату и Вивальди.
Они оказались в просторном помещении, слабо освещённом мерцающим светом свечей. На стенах были полки с различными колбами, ретортами и прочими сосудами из стекла. В больших емкостях, заполненных бесцветной жидкостью, находились тела различных существ. Здесь были и люди, и звери.
Посреди лаборатории стоял большой стол, заставленный всевозможными приспособлениями для проведения опытов, и на нем лежал труп женщины со вспоротым животом. Около женщины лежали ступки для растирания веществ, пестики для их тщательного измельчения, весы для взвешивания ингредиентов, и горелки для подогрева колб.
В углу лаборатории располагалась большая печь, внутри которой все еще бушевало яркое пламя. Рядом с ней стояли корзины, наполненные углём и дровами. Чуть поодаль были различные мешки с сырьём для экспериментов: минералами, металлами, травами и семенами. Помимо всего прочего, стены, потолок, и пол лаборатории были исписаны формационными узорами.
Хенг подошел поближе к столу и широко распахнул глаза от удивления. Женщина все еще была жива. Ее лицо выражало боль и усталость. Она еле слышно прошептала: