Выбрать главу

- Что такое? – Шатенка подлетает к Саше. – Что за крики?

- Просто, Аня, она, - он чешет затылок и покачивает головой, - немыслимо.

- Что немыслимо?

- Рита.

Сестра переводит взгляд в мою сторону и замирает, будто ее окатили ледяной водой. Расширив свои и без того огромные глаза, она открывает рот, однако тут же его закрывает. Затем опять пытается вымолвить хотя бы слово. Тщетно.

- Я не знаю, что происходит, - дрожащим голосом шепчу я. – Просто вдруг неожиданно мои руки, они стали невидимыми, и…, - с ужасом закрываю ладонями лицо, - и я ничего не могу с этим поделать. Не понимаю, что это, почему, как?

Вдруг слышу чей-то смех. Непринужденный. Убираю от глаз руки, выпрямляюсь и ничуть не удивляюсь, увидев улыбку на лице Рувера. Он кривит рот и говорит:

- Быстро ты.

- Хочешь сказать, что…

- Да, - перебивает Риту «немецкая речка». – Это ее способность. Невидимость – что может быть скучнее.

Я даже не понимаю, каким именно образом наши взгляды встречаются, ведь чисто теоретически видеть меня он не может. Но я всеми силами пытаюсь испепелить его взглядом. Черт подери, его сарказм уже не просто выбивает из колеи. Он безумно злит.

- И как там? По ту сторону? Холодно?

- Перестань, - рявкает Саша. – Лучше скажите, как это исправить?

- Это не надо исправлять, - отвечает Рита. Она пытается найти меня взглядом, но натыкается лишь на пугающую пустоту. – Аня, ты должна контролировать этот процесс. Ты не станешь невидимой просто так, как и ноги Рувера не понесут его ни с того, ни с сего вперед. Сосредоточься.

- Каким образом? – глубоко вдыхаю. – Я вообще не понимаю, как это случилось.

- Успокойся. Все будет нормально. – Саша протягивает руки, и я непроизвольно хватаюсь за них как за спасательный круг. Он вздрагивает. – Ух. И, правда, ледяные.

- И что дальше?

- Просто дыши. Почему ты стала такой?

- Я…, - покрываюсь румянцем и прикусываю губу. Не говорить же всем, что я бессовестно подглядывала за разговором Риты и «немецкой речки». – Я просто шла по коридору, и… - Рувер вдруг цокает. Тут же я перевожу взгляд на него. – Что?

- Ничего.

- Нет уж. Говори.

Выпускаю руки брата и недовольно приближаюсь к парню. Так и тянет врезать ему по недовольной физиономии. Рувер вообще умеет веселиться, расслабляться, дышать? Или он постоянно ходит с этим каменным лицом, изредка одаряя людей лицемерными улыбками? А, может, стоит подпортить его безупречную репутацию, вроде той, что он неуловимый парень, легенда Аспида, и все-таки не скупиться на удары? Ну, разок. Всего один. Прямо по лицу. В челюсть. Или, так уж и быть, по щеке. Как истеричная жена, заставшая мужа с любовницей. Что может случиться? Никто ведь даже не увидит! А если спросят – скажу, что у него поехала крыша. Решаю, что пощечина – это уж слишком пафосно и останавливаюсь на простом пинке в плечо. Ничего личного. Размахиваюсь, говорю себе, что бить сильно не буду, а внутри злорадствую, что ударю сейчас так, чтобы этот индюк отлетел в сторону и рухнул на пол, как беззащитная девчонка. Однако ничего не выходит. Рувер перехватывает мой кулак. В воздухе. Сжимает его с такой силой, что мне становится больно. И я уже открываю рот, хочу закричать, как вдруг вижу свое отражение в его карих, темных глазах.

- В следующий раз отвлекись на что-нибудь другое, - чеканит он и отбрасывает в сторону мою руку. – Я понимаю, что занимаю все твои мысли. Но не такое уж это и благородное занятие, хвостик.

Меня пронзает судорога. Кажется, это предел. Внутри все взрывается, в голове все взрывается, и я совершено осознанно вновь размахиваюсь и бью его по щеке. Хлопок.

- Никогда больше так не разговаривай со мной.

- Так-то лучше.

- Не лучше.

- Отчего? Ты на что-то рассчитывала? Ты что-то почувствовала?

Стискиваю зубы и хочу солгать. Но не получается.

- Почувствовала. Жаль, что ты ничего не чувствуешь.

Я ударила по самому больному и без второго комбо. И на этот раз Рувер не пытается скрыть эмоции за непринужденной улыбкой, за дымом сигарет. Он смотрит на меня и говорит что-то, не шевеля губами, и я испытываю такую дикую злость, смешанную со стыдом, что готова заорать от бессилия и ярости. Однако мы оба молчим. И тяжело дышим. И мы бы простояли так еще долго, если бы вдруг не услышали чей-то кашель.

Оборачиваемся.

- Простите, что прерываю, - Саша вновь прочищает горло и пожимает плечами, - но что здесь происходит?

Рувер отрезает:

- Ничего такого, что заставило бы меня почувствовать.