Небо плотно затянуто облаками. Если сегодня его не найдут, надо выстроить плот. Лодка уже никуда не годится. Когда он отогреется как следует, сварит бульон и наберет банку пресной воды про запас, он отправится дальше, к берегу. В досках есть гвозди, надо будет вытащить их, сколотить бревна. Молотка нет, зато пистолет у него в руке.
Надо плыть. Отогреться и плыть…
Соболев сидел у костра, зажав в руке пистолет, обхватив руками голову: море, остров колебались, таяли в тумане… Он будет плыть. Он еще успеет на Октябрьский праздник.
Это всегда был для него самый торжественный день в году. Самый любимый. Никогда не предполагал, что ему придется встречать Октябрь одному, посреди холодного моря, на безлюдном острове…
Все равно он отметит праздник. И здесь, на острове, он в общем строю, он не сдался.
Он вернется домой, вернется в часть, придет в себя, подумает и разгадает тайну своей аварии.
… Густые облака проплывали над морем, над островом, изредка открывая голубовато-белесое, тихое полярное небо. У облаков нет теней — слишком низко висит над горизонтом утреннее солнце, только верхушки облаков подсвечены розовым.
А в облаках гул — несмолкающий, близкий.
Соболев не слышал гула, он в блаженной полудремоте сидел у костра. У него впереди много дел, нужно строить плот, и он набирался сил для новой работы.
С залива навстречу вертолету и примерно на той же высоте ползла огромная, тяжелая темная туча — фланги у нее были от горизонта до горизонта, и она как будто утюжила, давила землю.
Кулаев коротко взглянул на Кузовлева; горбоносое смуглое его лицо отразило тревогу. Туча плотно закроет землю, и тогда их полет станет бесцельным.
— Надо поднырнуть под нее.
Механик, Иван Леонтьевич, спокойно сказал:
— Снежный заряд, лучше обойти. Погубим машину. Опыта у нас маловато.
Механик следил не только за показаниями приборов и работой двигателя — достаточно он налетался за свою жизнь, мог подсказать кое-что дельное и пилоту.
Он сказал «у нас». Но все поняли, кого он имел в виду. Сам-то он летал второй десяток.
Ему нравились эти ребята. Молодые, горячие, но чувствуется — у него глаз верный, — придет время, станут настоящими летчиками. Пусть обижаются — от него не убудет. А предупредить надо, крепче подумают.
— Где острова? — спросил Кузовлев.
— Скоро пройдем над Продолговатым. Его высота двадцать метров.
Кузовлев вошел прямо в снежный заряд, стало темно, широкие лопасти несущего винта секли наполненное снежной мутью пространство.
— Будем снижаться до пятидесяти.
Вертолет, словно человек, спускающийся по темной лестнице в глубокую шахту, на ощупь крался вниз и зависал над островом.
Туча поредела, рассыпалась на отдельные седые клочья. Кузовлев не сдержал радостно-облегченного вздоха. Обернулся к Кулаеву, хотел что-то сказать и вдруг увидел его глаза.
Нетерпение, восторг, буйная сумасшедшинка так и прыгали в них.
— Смотри, вон остров! Маяк. А там, рядом, дым! Это он! Нашелся!
Кузовлев, хотя и обладал, по заключениям врачей, стопроцентным зрением, все же не мог сравниться в зоркости с Кулаевым. Остров он видел, маяк тоже, но дым?.. Обман зрения, игра воображения — в снежном вихре еще и не то может привидеться.
— Точно — дым, костер! — горячился Кулаев.
— Второй раз нам ошибиться нельзя, — не сдавался Кузовлев. Он хорошо помнил, к чему привела их первая ошибка с лодкой и ракетой.
Вертолет завис над самым маяком. Теперь сомнений не было — на острове горел костер, а рядом с ним темнело неподвижное, запорошенное снегом тело…
— Сообщи подполковнику. Нужен врач. Будем садиться
… И снова тот же сон. Его самолет на максимальном режиме идет на перехват чужака. Крутой вираж. Все сминающее давление от страшной перегрузки. И самолет, словно бабочка с поврежденными крыльями, уже не парит, а беспомощно кувыркается в небе. Из гордого властелина воздуха он превращается в послушную игрушку стихии…
… Бабочка с обломанными краями крыльев в потоке встречного воздуха…
Иван просыпается от внезапной догадки. Недаром он все время думал о причине аварии самолета. Думал, когда плыл в ночи, думал, умирая на холодном острове у слепого маяка, думал наяву и во сне. И вот сейчас он поймал, добрался до сердцевины тайны. На аэродроме проверят его догадку, проверят и подтвердят. Летчик чувствовал — он на верном пути. И он еще полетает на этой машине, могучей, послушной и надежной!
… Из черной тучи, нависшей над островом, вместе со снегом вдруг вырвался треск мотора. Иван поднял голову — вертолет разворачивался, уходил прочь от острова.