- Да ничего я не боюсь!
- Боишься-боишься! – напирала Иванкова.
- Если откажешься, значит, признаешь, что слабо! – добавила масла в огонь Шумилина.
- Слабо! Слабо! Слабо! – дружно заскандировали девчонки-близняшки Ира и Катя Кашины.
- Кончай ломаться, брат! Тебе это сделать – раз плюнуть! – подхватил Пылев.
Ермолаев зло оглядел всю компанию, усердно наседающую на него. У него было жуткое желание наплевать на всех, развернуться и выйти из класса. Но… Но глупое самолюбие взяло верх, и Макс неожиданно для себя самого брякнул:
- Ладно! – а потом недовольно пробурчал себе под нос: - Достали уже…
- Ура! – победоносно заверещали девчонки.
- Ну, вот и молодец! – хлопнул его по плечу Пылев.
А когда через несколько минут все потянулись из класса, решив, что интеллектуальной работы на сегодня достаточно, к Максиму подошел Кротов и тихо и как-то неуверенно произнес:
- Нехорошо все это…
- Чего нехорошо? - не понял Макс, мысли которого вновь вернулись к сочному куску пиццы, а от инцидента остался лишь неприятный осадок.
- Да с Корольковой… с Ольгой.
Макс бросил на него беглый взгляд и лишь равнодушно пожал плечами…
Снег на голову
Снег на голову
Ольга
Максим Ермолаев… Максим… Макс… Сидя за своей последней партой крайнего ряда, я украдкой поглядывала на него. Веселый, яркий, острый на язык. Учился он неважно, что, кажется, его более чем устраивало, часто опаздывал на уроки (и не только на первые), любил поспорить и даже попререкаться с учителями, хотя определенных границ приличия никогда не переходил и не опускался до открытой грубости и наглости. Учителя относились к нему и его порой дерзким выходкам вполне терпимо. И почему так происходило, мне очень скоро разъяснил Виталик Брянцев, очень любящий вводить меня в курс всех дел, независимо от того, интересно мне это или нет. Но в данном случае мне было очень интересно, и я с жадностью впитывала каждое произнесенное им слово о Максе, о его артистических способностях и танцевальных талантах. И с каждым его словом ореол, нарисованный мной вокруг Макса сиял все ярче и ярче, а сердце билось все сильнее и сильнее. И уже через пару недель нашего совместного сосуществования с Максом в одном классном пространстве, я поняла, что безумно влюбилась. Влюбилась так, что стоило мне услышать его голос, увидеть его силуэт вдалеке длинного школьного коридора, или же просто его рюкзак, небрежно брошенный на парту и сообщающий о том, что хозяин где-то совсем рядом, как сердце заходилось так, что я слышала его стук даже в горле, дыхание перехватывало, а ноги, казалось, стоят не на твердой поверхности, а на палубе попавшего в шторм корабля. А Макс… совершенно не замечал меня. Недели за три я поймала на себе всего два его взгляда. Один, в первый день его появления, когда Блеснов, видимо, разъяснял ему, кто я такая. Взгляд этот был быстрый, но все же хоть чуточку заинтересованный. А второй через пару дней – лишь мельком, случайный, проскользнувший будто по пустому месту! А ощущение было такое, словно по моему сердцу полоснули ножом. Я никогда не думала, что любить – это так больно, но не любить я уже не могла… Однако за пару недель до конца четверти Макс все же удостоил меня еще несколькими своими взглядами, причем в них читался интерес. Это было странно. И я даже решила, что у меня не все в порядке со зрением, и мне это просто кажется. Ведь так приятно выдавать желаемое за действительное и видеть то, чего хочешь, а не то, что есть на самом деле.
... До каникул оставалось чуть больше недели. Я пришла рано. Первым уроком по расписанию была алгебра, и мы должны были сегодня писать полугодовую контрольную. Я уткнулась в книгу и пролистывала пройденный материал. Народ потихоньку прибывал и занимал свои места. В атмосфере чувствовались волнение и напряженность. До начала урока оставалось минут десять, учительницы еще не было, и класс негромко гудел, обсуждая возможные задания и возможность списать. Макс пока не появился. Хотя опоздать на контрольную вполне в его амплуа. Я случайно сбила рукой карандаш со стола и нагнулась, чтобы поднять его, как вдруг совсем рядом раздался грохот, и я ощутила, как вздрогнула столешница, о которую я опиралась рукой. Я резко поднялась и увидела на моей парте знакомый рюкзак. Настолько знакомый, что трудно было поверить своим глазам. Рюкзак Макса лежал совсем рядом, в пятнадцати сантиметрах от моего локтя. А возле него… стоял… сам Макс… Я почувствовала, что не могу даже сглотнуть, все мышцы напрочь отказывались слушать меня. Я вытаращилась на парня и никак не могла отвести от него глаз, хотя понимала, что вот так откровенно пялиться – это полное безумие.